Поделиться
В далеком 1942 году будущий профессор педуниверситета, пятилетний Владик Мамонтов, жил в доме своего прадеда, на самом краю Сталинграда. Прадедушка Владислава Ивановича был кузнецом. Отец 15-ти детей построил двухэтажный особняк для своего семейства в денежном для его ремесла месте – на Московской дороге (ныне это проспект имени Жукова), где он чинил повозки и подковывал лошадей.
«У мамы, кроме меня, никого не было, поэтому все надо мной ахали и охали – как же так, мальчик-то без отца растет, – рассказывает Владислав Иванович. – В садике я очень любил читать стихи, что потом мне пригодилось – во время войны подъезжали к городу санитарные поезда, и в госпитале, который там был организован, я выступал с поэзией. Вставал на табуретку, читал патриотические стихи. И мне это очень нравилось, и дух раненых поддерживал».
Летом 1942 года немцы стали наступать по донским районам – после поражения под Харьковом южный фронт оказался практически открыт. Началась эвакуация населения. Владислав Иванович помнит, как мимо их дома проходили взрослые люди с детьми, кое-кто ехал на велосипедах, в руках – огромные узлы. Они просили у матери воду и еду, а потом, подкрепившись теми крохами, что удавалось добыть, уходили на переправу через Волгу.
«Война оказала на нас очень тяжелое впечатление. Сразу заговорили о карточках, о нехватке продуктов, что наши отступают, – вспоминает Владислав Иванович. – Но все это было далеко... Хотя во всех газетах писали: «Мы и пяди родной земли не отдадим», – люди каждый раз шепотом говорили: «Сдали вот тот поселок... Немцы уже под Москвой!» Но когда под столицей разбили немцев, все воспрянули духом. Хотя с продуктами было по-прежнему туго».
Теплый летний день – 23 августа 1942 года – навсегда врезался в память пятилетнему мальчику. В городе объявили воздушную тревогу. Но сталинградцы не обратили на нее внимание, потому что немцы уже бомбили тракторный завод, но в город не совались.
«Однажды даже сбили самолет, и его поставили в центре города. Мы, дети, ходили смотреть на этого монстра – какой он черный, с крестами, и все пытались его потрогать, а молодой солдат нас отгонял от него. И все говорили: «Ну могут же наши сбивать, могут!» – рассказывает Владислав Иванович. – Так вот, самолетов не было, стояла тишина. Услышали какой-то гул, пролетели очень быстро немецкие истребители, которые разбросали листовки. Эти листовки были страшные для меня, я их до сих пор помню. В центре – кровавое месиво из наших солдат, техники и самолетов, а вокруг стоят строгие, хорошо отточенные немецкие солдаты. На обороте написано: «Сдавайтесь, вы в окружении, сопротивления быть не должно!»
Поделиться
Народ выбежал хватать эти листовки, хотя делать это строго запрещалось. В числе любопытных оказалась и мама пятилетнего Владика.
«И вдруг мы увидели – идет громадная армада немецких самолетов. Они развернулись над Мамаевым курганом, и началась ковровая бомбежка. Они шли по мирному городу! Сбрасывали эти бомбы, причем на разных высотах, наши зенитки стреляли в ответ».
В этот день немцы совершили 2000 самолетовылетов, погибли несколько десятков тысяч сталинградцев. По московской дороге, как и во всем городе, горели деревянные постройки. Фугасные бомбы разрывали прямым попаданием дома мирных горожан.
«Мы кинулись в дом. Бабушка и тетушка затолкали меня под большой дубовый стол царского времени. Мол, мы-то прожили, а ты сядь в самый угол, ты должен выжить. Двери вышибло, раскрылись форточки, все полетело. И только слышно было – грохот, свист, и осколки пролетали мимо, задевая пол... Долго мы лежали. Вдруг наступила тишина. Слышим крики, кто-то плачет. Бабушка выскочила из дома, я тоже – разве я мог сидеть? А самое главное – где мама? По улице образовались громадные воронки от бомб, лежали несколько трупов и мои близкие, бабушка начали их поворачивать, но маму не нашли».
Через дорогу, неподалеку от современного здания Свято-Духова монастыря, жила крестная Владислава Ивановича. В ее дворе соседи устроили общее бомбоубежище, накрыв его железными коваными воротами, которые сделал еще прадед-кузнец.
«И из калитки крестной выходит мама. Это было счастье – увидеть родного человека целым и невредимым... Но мы тут же забыли сразу об этом, потому что дальше по дороге стоял душераздирающий вопль. Когда мы подошли, оказалось, что бомба прямым попаданием попала в бомбоубежище, и все 12 человек, которые находились там, были убиты. На них не было ран... Их вытаскивали, положили рядом. И мальчишка погиб, мой друг, с которым я утром играл в войнушку. Положили их в блиндаж, прочитали заупокойную молитву и похоронили. Это было очень тяжело».
Мать Владислава Ивановича приняла решение переправится на другую сторону Волги, в безопасное место. Она добилась пропуска, чтобы ее пустили на переправу, взяла сына и пошла к берегу. Бабушка и все родственники оставлять дом отказались.
«И мы пошли с мамой на эту пристань. Стоит пароход, но нас все отталкивали в сторону, хотя мама с пропусками к солдатам подходила, а они отвечали – нет, грузим только раненых. В это время налетели немецкие самолнты, и нам пришлось спрятаться в большую сточную трубу там же, у Волги. Там, помню, у людей были кровати, вода текла по днищу трубы, а они сидели на них, поджав ноги. Когда мы вышли после этой бомбежки, мы увидели, что пароход наш горит, что оттуда выносят тех же самых раненых и еще новых. И мама сказала: нет, пойдем назад, домой».
В дом к Мамонтовым стали приходить раненые советские солдаты, которые просили родственников Владислава Ивановича о помощи.
«Однажды, когда мы сидели в окопах, заскрипела калитка, и несколько солдат вместе с командиром пронесли носилки с окровавленным бойцом. Он стонал... Оказалось, у него почти до паха оторвало ногу. Наши тетушки кинулись что-то делать, но не было ни бинтов, ни аптечки. Марганец, йод, вода – и все. Но понятно было, что человек был не жилец, потому что нужен была медицинская помощь. У соседки была курица, над которой она тряслась – она же несла яйца, кормила ее, а она зарезала птицу, чтобы накормить раненого. Командир дал одному из солдат команду: «Поднимись, как далеко немцы». Он возвращается минут через 20-30 и говорит, что вражеские танки уже видны на горизонте. Они подняли носилки, но все родственники сказали – оставьте бедолагу у нас, в доме. Старший сержант взял у него документы, и они ушли, а к вечеру солдат умер. Старшие его похоронили напротив монастыря».
Поделиться
С ужасом все соседи стали ждать врага. Ночь прошла спокойно, а на утро на московской дороге показались немцы.
«Зашел немецкий офицер в полевой форме и с ним солдаты с автоматами. Подошел, показал движением нам – все вылезайте из блиндажа. Сначала спросил: «Комиссрарен, солдатень, иудень есть?» А потом разрешил вылезти».
Московская дорога стала самой оживленной в оккупированном Сталинграде – здесь в город отправлялась немецкая техника. Проходили, по воспоминаниям Мамонтова, не только немецкие войска, но и союзники фашистской Германии.
«Немцы стали разбирать наш дом. Когда они разобрали второй этаж, мы еще терпели, а когда стали громить первый, мать подошла вместе со мной к немцам и говорит: «Мне же жить здесь придется, оставьте наш дом!» Он сделал пару шагов к рюкзаку, открыл его, вытащил сайку хлеба в пергаменте и матери дает: «Киндер, киндер. И век отсюда». Через некоторое время подошла громадная машина, нас и всех соседей погрузили и повезли в Белую Калитву».
Под Белой Калитвой был громадный лагерь, в который собирали людей с оккупированных мест, чтобы потом распределить их в немецкие концлагеря.
«Но нам повезло. Свершилась Сталинградская битва, и немцы стали осторожнее, они стали бояться. Раньше они на нас смотрели, как на нелюдей, а тогда взглянули, и увидели, что мы тоже люди. Они выкинули нас возле станицы Обливская Ростовской области. Прямо на землю. Сказали взрослым: «Вон Обливская, идите туда». И эшелон ушел. Здесь, под Сталинградом, началась хорошая заварушка, и немцам было не до пленников. Из Обливской нас отправили обратно в Сталинград, где нас приютила родственница, потому что он нашего дома не осталось и следа».
