Война и мир Феофилакта Коимшиди

Архитектор-художник Феофилакт Коимшиди известен большинству волгоградцев как автор монумента на площади Чекистов в Ворошиловском районе города. Сейчас уже мало кто сможет рассказать о других его заслугах. Между тем Коимшиди внес значительный вклад в восстановление послевоенного Сталинграда.

О непростой судьбе Феофилакта Мильтиадовича Коимшиди V1.ru рассказал его внук Алексей Коимшиди, который в настоящее время проживает в Черногории. Благодаря тому, что Феофилакт Коимшиди увлекался фотографией, в семейном архиве осталось немало исторических снимков. Кроме того, внук скульптора до сих пор бережно хранит дневники своего легендарного дедушки с его воспоминаниями о различных периодах жизни.

Как рассказал Алексей Коимшиди, Феофилакт Мильтиадович Коимшиди родился 13 октября 1914 года в армянском городе Карс, который принадлежал тогда Российской империи. В 1918 году, когда большевики отдали Карс туркам, Коимшиди вместе с другими христианами города эвакуировался в Аллаверди, а позже в 1932 году семья переехала в Ялту.

«Феофилакт Мильтиадович закончил семилетнюю школу в Аллаверди, потом работал там в маркшейдерском бюро, поскольку для поступления в техникум требовался рабочий стаж, – рассказал Алексей Коимшиди. – В 1931 году он поступил в московский топографический техникум. В 1932 году техникум был переведен из Москвы в Омск. Феофилакт Мильтиадович попытался перевестись в аналогичный техникум в Ленинграде, однако увидел объявление о приеме студентов в академию художеств. Он опоздал к первому вступительному экзамену, но, по его собственным словам, какая-то сила ему покровительствовала: он отлично прошел все остальные испытания и вошел в список девятнадцати принятых. Во время учебы в Ленинградской академии художеств жизнь нанесла Феофилакту суровый удар: в 1937 году по ложному обвинению был арестован и расстрелян его отец, такая же судьба постигла и его дядю Илью Степановича Иониди. Каким-то чудом, которое дед опять же приписывал своему невероятному везению, возможно, по бюрократической ошибке, он не был отчислен из академии и успешно закончил учебу в 1939 году».

В 1939 году Феофилакт Коимшиди возвращается в Ялту, где оставалась его мама. Там он женился. Работая в Ялте по специальности, Коимшиди сделал проект большой костровой площадки всесоюзного пионерлагеря «Артек», проект столового корпуса санатория РККА в Гурзуфе, проект морского вокзала в Алуште и два проекта двухэтажных жилых домов Курортторга в Алупке. В конце 1940 года Феофилакта Мильтиадовича перевели работать в Новороссийск, где он разработал еще один двухэтажный жилой дом для винкомбината «Абрау-Дюрсо», проект административного здания с крылом под гостиницу и жилье. Проекты разрабатывались в Новороссийске, а экспертиза и утверждение по ним происходили в Краснодаре. Последний свой проект Феофилакт Мильтиадович сдал заказчику в пятницу, 20 июня, и выехал в Краснодар, где в воскресение его застало начало войны.

Вот как описывает в своих воспоминаниях эти события сам Феофилакт Мильтиадович: «В конце августа меня мобилизовал горвоенкомат, и в числе таких же эшелоном привезли в г. Лубны. На станции нас выстроили и направили в Яблоновку, где никто нас не ожидал. Туда уже прибыли эшелоны из Новороссийска и Минеральных Вод. Начальника среди нас не было, а председатель колхоза отказывался принять нас на довольствие, и все группами направлялись в военкомат в Лубны. Когда наша группа подходила к городу, над нами пролетали немецкие самолеты на восток. Один из самолетов спустился ниже и стал обстреливать нас – все разбежались и стали прятаться за скирдами в поле. Когда самолет полетел догонять своих, мы увидели большой поток беженцев из города, которые говорили, что в городе уже немец со своими танкетками. Таким образом, не переходя ни нашего, ни немецкого фронта, все мы оказались в тылу у немцев... Военные билеты были с нами, а паспорта отобрали в Краснодаре, нас не обмундировали и не выдали никакого оружия. Наша группа встретила в лесу отступающий взвод, мы просили взять нас с собой, но командир сказал: «Ни в коем случае! Двигаться надо только маленькими группами». Следующая встреча была месяц спустя и уже с вражескими солдатами...»

«Я с детства отлично помню, как дед рассказывал этот эпизод встречи с немцами, – поделился воспоминаниями Алексей Коимшиди. – Мы ехали куда-то в электричке, и дед разговорился со случайной попутчицей. Внешность его тогда была очень колоритной – седой с большой окладистой бородой. Эта женщина, несколько раз извинившись, спросила деда, не еврей ли он. Он засмеялся и сказал, что один раз его уже принимали за еврея, и рассказал эту историю: несколько немецких солдат находились в начале какой-то деревни, где обливались водой из колодца. Когда Феофилакт и его товарищи входили в деревню, то не заметили немцев, а когда увидели – было уже поздно. Один из немцев подозвал деда и, тыча в него пальцем, стал говорить «Юде! Юде!» Дед сначала не понял, что тот имеет ввиду, подумал, что слово «Иуда» означает «предатель». Он пытался оправдываться перед немцем: «Я никого не предавал». Но тот не унимался, достал пистолет и стал угрожать, продолжая твердить свое «Юде! Юде!» Когда Феофилакт понял значение этих слов, то страшно испугался, стал рисовать на земле карту южной Европы и объяснять немцу: «Вот Италия... вот Греция... я – грек». В этот момент к ним подошел еще один немец и начал о чем-то громко ругаться с первым. Потом он развернул деда и толкнул в спину, чтобы тот уходил. «Я пошел, слыша за спиной громкий разговор на немецком языке, ожидая, вот-вот грянет выстрел. Догнав своих, которым было велено следовать дальше (трое из нашего двора остановились невдалеке, ожидая всей развязки) я как бы спрятался среди них и начал дышать. Вот уж действительно, «Феофилакт – богом хранимый», ведь совсем немного надо было прижать курок уже державшему в руках пистолет, и конец был бы совершенно другим. Новые встречи не сулили ничего хорошего, и мы двигались на юго-восток глухими деревнями, обходили города».

Возвращаясь к тому разговору в электричке, скажу, что собеседница еще раз извинилась после рассказа деда, на что он сказал: «Ничего страшного, когда немец спрашивал – было страшнее».

Алексей Коимшиди не мог не привести еще немного воспоминаний деда о тех событиях: «Тяжелой была жизнь в предвоенной деревне. Репрессии 37-х не миновали даже жителей глухих деревень. Многие малограмотные, а то и неграмотные были осуждены по 58 статье и не вернулись. Жили очень бедно. За трудодни получали гроши, для того чтобы сдать продналог, у кого не было кур – покупал яички и сдавал, у кого не было коровы – молоко и сдавал. В домах часто видели вместо кровати деревянный щит, обитый по периметру досками на ребро, заполненный соломой. Спящий укрывался своей телогрейкой или шубой. Все это сооружение покоилось на козлах. Учителя и колхозная интеллигенция жили немного получше. У них встречались легкие железные кровати и были даже дворовые уборные».

Феофилакту Коимшиди удалось добраться до Ялты, где находились его мать, жена и сын. Все попытки их попытки эвакуироваться не увенчались успехом. Чтобы немцы не привлекли к его к работам, он сперва симулировал болезнь, а потом устроился работать в школу преподавателем рисования и черчения.

«Когда в 1944 году Красная армия заняла Ялту, дед написал письмо в Краснодар, откуда получил указание прибыть на прежнее место работы, -продолжил свой рассказ Алексей Коимшиди. – Он не успел выехать, как в Ялте начали переселять крымских греков. Имела место быть очередная сталинская бесчеловечная акция по переселению целых наций из привычных мест обитания в суровые Башкирию, Сибирь, Казахстан. Семье Коимшиди никто не объявил о предстоящем переселении, но квартировавший у них офицер Красной армии заставил самостоятельно пойти на пересыльный пункт и «добиться», чтобы переселили, вероятно, таким образом он рассчитывал завладеть их жильем. На пересыльном пункте фамилия Коимшиди в списках переселяемых не значилась, по дороге в товарных вагонах в Башкирию их не кормили и по приезду не поставили на учет.

На руках у деда был вызов на работу в Краснодар, и он выехал туда, где уже в ноябре 1944 года был принят на работу, а в декабре 1944 года был переведен в Сталинград. В Сталинграде он прошел проверку, так как был на оккупированной территории, и был направлен на работу в Тракторострой. Сталинград был единственным городом, который начали восстанавливать до окончания Второй мировой войны, и туда требовалось множество архитекторов, строителей, инженеров».

В те годы Феофилакт Мильтиадович участвовал в восстановлении жилых домов верхнего поселка тракторного завода, школы №3, «круглого» рынка, в переделке круглых деревянных финских конюшен под жилые дома, оформлении кабинетов и выставок в городе и в Москве. В 1946 году его перевели работать в областной отдел архитектуры. По его проектам были построены кинотеатр и гостиница в городе Калач-на-Дону, школа в Рудне и целый ряд других школ, административных зданий и жилых домов в других населенных местах области. На Волгодонском канале по проекту Коимшиди было осуществлено переселение Ильевки с затапливаемой территории. В Сталинграде были выстроены два жилых дома по улице Баррикадной.

Вспоминая о жизни в разрушенном городе, Феофилакт Коимшиди пишет: «Жизнь в городе была тяжелой. В основном все ютились в землянках и расчищенных уцелевших подвалах по несколько семей в одном помещении, но настроение у всех было весьма приподнятое. По предложению домохозяйки Черкасовой организовалась бригада по расчистке городских улиц. На легендарном Доме Павлова, где сохранилась с военных дней надпись «Отстоим тебя, родной Сталинград», между буквами «с» и «т» вписали букву «р», и получилось: «Отстроим тебя, родной Сталинград». В городе появилось черкасовское движение, восстанавливающее и строящее по проектам дома, и мы, члены творческого Союза архитекторов, включились в это движение и после своей проектной работы выходили на строительство школы по улице Мира и жилого дома по улице Ленина у городского сада».

В 1946 году в Сталинграде был объявлен конкурс на проект памятника погибшим при обороне города воинам 10-й дивизии НКВД.

«Дед рассказывал, что на конкурс было представлено 43 проекта – многие архитекторы за годы войны соскучились по творческой работе и решили принять участие, – рассказал Алексей Коимшиди. – Первый проект, представленный Феофилактом Коимшиди, нес в себе идею памятника в виде четырех огромных пилонов, вставших непреодолимым препятствием, частоколом на пути врага. Из воспоминаний деда: «Выражая мысль, что все были озадачены одной идеей – отстоять город, не дать врагу завладеть им, хотелось мне подчеркнуть их равные условия – не выделяя никого. В композиции из трех элементов следовало бы средний поднять выше или, наоборот, сделать ниже. Выбрав четыре, кроме равенства, увеличил и масштаб события, его массовость. Здесь каждый внес свою лепту в дело обороны Сталинграда, и потому все четыре пилона с трех сторон унизаны медалями «За оборону Сталинграда». Как лейтмотив равенство сохранялось и в деталях. Никакие другие медали и ордена не могли найти здесь отражения. Между пилонами расположены три мемориальные доски. На центральной – рельефный знак чекиста, на флангирующих – тексты посвящения, предусмотренные условиями конкурса». Наверху все четыре пилона были увенчаны мечами, которые издали выглядели как кресты. Именно это, как рассказывал дед, послужило одной из причин того, что проект был отклонен. Коммунистические власти очень трепетно относились даже к таким отдаленным напоминаниям символов чуждой им идеологии. Кроме того, проект не укладывался в рамки, предусмотренные бюджетом».

Тогда Феофилакт Мильтиадович представил новый проект, который описал так: «Во втором проекте, сохраняя задуманную идею, на вражеском пути предусматривается огромный пилон, преграждающий дальнейшее продвижение. В основу принята пятиконечная звезда, поэтому основание пилона и сам пилон – пятигранные. Остроконечные части площадки, на которых покоится все сооружение, оформлены бронзовыми рельефами склоненных знамен, в композицию которых включен символический меч чекистов (и здесь как лейтмотив пятикратно повторяется и в знаках МГБ и МВД и завершает всю композицию в руке воина-чекиста). Основание пилона – окаменевшая стилизованная роза, на пяти лепестках которой, как на мемориальных досках, рельефно изображены знаки МГБ, МВД и три текста посвящения. Вся композиция завершается бронзовой фигурой чекиста с высоко поднятым мечом, клянущегося не дрогнуть, не отступить, остановить и повернуть назад ненавистного врага». Этот проект Коимшиди и получил первую премию на конкурсе.

Для выполнения скульптурных работ по предложению автора памятника была привлечена группа скульпторов, знакомых ему еще по академии художеств – Аникушин, Стамов и Косов. Представленная Аникушиным фигура чекиста была с развевающейся плащ-палаткой, поднятой на груди левой рукой и немного наклоненным мечом, что, по словам Коимшиди, придавало фигуре «несколько игривый характер». Эта фигура была отклонена. Из воспоминаний Коимшиди: «Мной была предусмотрена строгая фигура солдата, одетого в шинель, в последнем порыве, когда остается только приставить правую ногу и принять положение «смирно» – характеризуют чекиста, который в своих действиях строг и артистично не жестикулирует».

Открытие памятника состоялось 27 декабря 1947 года.

Через год, 22 декабря 1948 года, Феофилакта Коимшиди вызвали в управление МВД, допросили и, невзирая ни на какие доводы обвиняемого, арестовали. Через два месяца ему зачитали постановление особого совещания при министре ВД СССР от 28 января 1949 года, которым он за побег с места обязательного поселения осужден на 20 лет каторжных работ.

«Чекисты, памятник товарищам которых сделал мой дед, не приняли во внимание никакие доводы: ни то, что Феофилакт Коимшиди в списках переселяемых не значился, ни то, что на момент якобы совершенного преступления он имел на руках письмо, обязывающее явиться по месту работы в Краснодар, ни другие факты и свидетельские показания о том, что, находясь на оккупированной территории, он относился к немцам враждебно, был связан с партизанами (в материалах дела есть сведения о том, что дед, рискуя жизнью, скрывал у себя дома раненого красноармейца – еврея по национальности, что распространял доклад Сталина). Ничто не повлияло на отлаженную работу этой подлой машины. Так родина, а дед, несмотря на свое греческое происхождение, считал именно Россию своей родиной, отплатила ему за преданный труд».

Из воспоминаний Феофилакта Коимшиди: «В этом деле (которое должно храниться вечно как дело государственного преступника) находится документ под № 103 «... В закусочной на базаре Ф.М. Коимшиди показал мне доклад Сталина и дал мне его прочитать, после чего я ему его вернул... надо полагать, что он был связан с партизанами. Верно. Ст. уполномоченный I отделения Ялтинского ГОМВД ст. лейтенант Чикаренко». При этой встрече А. Свирский мне сказал: «А ты ведь играешь с огнем». Случай этот, как и первая встреча с немецкими фронтовиками, не может исчезнуть из памяти. Хорошо запомнился даже стол, за которым происходили эти события, и окно, за которым мелькали фигуры в военной немецкой одежде. Там же есть показания и В.М. Корягиной, которая тоже утверждает, что и ей показывал доклад Сталина, и что у себя в квартире скрывал во время оккупации нашего военнопленного (еврея по национальности из Баку), и что пособничества не было».

Выжить в ГУЛаге Феофилакту Коимшиди помогло образование: он был замечен лагерным начальством и вместо тяжелых работ по добыче угля работал в маркшейдерских бюро воркутинских шахт. По собственному проекту перед шахтоуправлением шахты №26 он соорудил фонтан «Освоение Севера». Вот как он сам вспоминает этот период: «... Предусмотрел пять источников, каждый из них выплескивал воду в двух направлениях, образуя прозрачную объемную пятиконечную звезду, которая хорошо просматривалась из окон второго этажа. В центре круглой чаши бетонная плита, как плавающая льдина. В растрах водяных струй были предусмотрены в различных положениях белые медведи. Одного из них я изобразил воющим (как и я на свою судьбу). Всю композицию завершала ледяная гора, на которой покоились три фигуры (геолог, представитель науки, рабочий-строитель и шахтер). За время пребывания на этой шахте успел соорудить все, кроме медведей».

По собственным словам Феофилакта Коимшиди, выжить ему помогло именно занятие творчеством в свободное время. Как художник лучшие свои работы – портрет мамы и портрет жены – он написал, находясь в заключении.

После смерти Сталина в 1954 году Коимшиди был освобожден «за отсутствием состава преступления», вернулся к семье, которая была в ссылке в Башкирии. Коимшиди вернулись в Волгоград, где Феофилакт Мильтиадович восстановился на работе в Облпроекте. Потом работал в институте «Волгоградгражданпроект» и в научно-исследовательском институте ВНИИТМАШ, где организовал отдел промышленной эстетики и стал работать в сфере промышленного дизайна и графики. Участвовал в разработке проекта нового санатория «Голубая Горка» в Хосте.

В 1989 году через 50 с лишним лет был реабилитирован его отец Мильтиад Анастасьевич. Феофилакт Коимшиди в своих воспоминаниях написал следующее: «Как бы много ни значила реабилитация в возвращении доброго честного имени, но она никак не может заменить отобранной жизни, которая дается человеку только один раз. Пострадали же не только осужденные, но и их семьи. Семьи стали семьями врагов народа, дети стали детьми врагов народа. И все же все эти трудности несравнимы с тем, что пришлось испытать женам и матерям».

Всю свою жизнь Феофилакт Мильтиадович отдал искусству: много рисовал в акварели, занимался интарсией, работой по камню. Сделал могильный памятник брату в граните. Очень выразителен его портрет Пушкина в мраморе.

«Кроме собственной творческой работы, дед постоянно принимал участие в конкурсах проектов различных памятников, – отметил Алексей Коимшиди. – Среди них особое внимание он посвятил проекту памятника жертвам политических репрессий. На мой взгляд, это одна из лучших его работ, да и не могло быть иначе, ведь в этот памятник, в том числе памятник и его отцу и дяде, он вложил всю свою душу. Проект назывался «Фонтан слез». Никто лучше автора не опишет свою идею: «Как лебединую песню лелею надежду доработать памятник жертвам политических репрессий, где самим композиционным решением заставил бы каждого посетителя, каких бы политических убеждений он ни придерживался, склонить свою голову. Первейший долг всех детей, всех поколений, людей всех национальностей, всех вероисповеданий – похоронить своих умерших. Мы не знаем, где и как были преданы земле более шестидесяти миллионов жертв, невинных политических заключенных. Где лежит их прах? Судьба их решалась в тюремных застенках, в суровом Заполярье и знойных песках, на строительстве «великих строек», каналов, электростанций, предприятиях химической промышленности, на урановых разработках, лесоповалах и глубоких шахтах. Наш долг – установить им почетный некрополь – пусть они покоятся, омываемые слезами поколений.

В Фонтане слез, как в огромной чаше, переполненной горем, отдельные слезы собираются в сплошной поток и далее, ниспадая по ступенькам (в которых предусмотрена дополнительная подпитка) своим шумом, магическим влиянием привлекут внимание и создадут минорное настроение. Круглая форма бассейна – как замкнутое пространство, как безвыходное положение, как тюремный двор, где по кругу ходят арестанты, и как цветок, на лепестках которого запечатлены отдельные эпизоды видов деятельности заключенных. Все они объединены одним лейтмотивом, где продолжение кремлевской стены в виде колючего ограждения окутало всю страну от внешнего мира. Остроконечные завершения этих лепестков (из красного гранита), как языки пламени, взывают, моля о реабилитации. Парные фигуры детей, получивших такое тяжелое наследство, посвящены поколению, которому предстояло обустройство будущей своей жизни. В конце аллей, подходящих с четырех сторон и образующих в плане крест, установлены урны с условным прахом погибших при репрессиях. Площадка вокруг фонтана окаймлена кольцом плакучих ив, розарием, и садово-парковыми скамьями».

К сожалению, данный проект не прошел конкурс. Идея фонтана, увековечивающего память, на мой взгляд, очень оригинальна и намного больше выражает скорбь по утратам близких, чем те три камня, которые образуют этот памятник сейчас. Если бы не соответствующая надпись, вообще бы не было понятно, что это за камни, и откуда они здесь».

Феофилакт Мильтиадович Коимшиди умер 27 декабря 2005 года, похоронен в Волгограде. Жизнь его, как видим, была очень сложной. Перенеся такие потери, проведя пять с лишним лет в сталинских лагерях, он не озлобился на людей, сохранил веселый характер и человеческие чувства, в трагических событиях, произошедших в его жизни, винил всегда лично Сталина и его подручных. Несмотря на это, сам Феофилакт Мильтиадович считал себя счастливым человеком: детство провел в красивейших местах Кавказа, учился в самой престижной высшей школе страны, всю жизнь занимался любимым делом, воспитал троих детей – разве не это человеческое счастье?