Современная медицина проставила одним из главных приоритетов рождение здоровых детей, заботу о материнстве. Чего сегодня не хватает медикам в первую очередь? Мешает ли будущим мамам интернет-продвинутость? Почему материнский капитал прибавил работы медикам? И в чем волгоградские неонатологи пока не сумели догнать запад? На эти и другие вопросы V1.ru ответила главный внештатный неонатолог министерства здравоохранения Волгоградской области Татьяна Заячникова.
— Татьяна Евгеньевна, сегодня неонатология, как и любая медицина, ощущает на себе последствия не только реформирования, но и воздействия кризиса. В этих условиях можно ли говорить, что в регионе созданы все условия для рождения и выхаживания детей?
— Вы правы, кризис действительно не обошел медицину, и это ощутил на себе в том числе и медперсонал наших учреждений. Да, у нас есть серьезные проблемы, и на первое место я поставила бы проблему дефицита кадров. Если говорить о неонатологии, то средний возраст наших специалистов приближается к 50 годам. Это люди, которые начали работать 30 лет назад, видели на своем пути много трудностей, и по сути они составляют основной костяк коллективов. А вот приток молодежи идет очень слабо, и это можно объяснить как объективными, так и субъективными факторами. По большей части нежелание работать в медицине обусловлено даже не низкой заработной платой, а той нездоровой атмосферой, которую сформировало общество вокруг медицины.
— Вы имеете в виду обвинения, звучащие из уст родителей, потерявших детей?
— В том числе и их. Среди медиков-неонатологов, как среди людей любой другой специальности, есть недобросовестные люди, но когда это вопрос чересчур выпячивается, отношение молодежи к нашей специальности меняется. Профессию неонатолога, как и некоторые другие медицинские специальности, медики выбирают в последнюю очередь. Мы относимся к этому философски, помня, что в нашем государстве были разные периоды, в которые отношение к врачам кардинально менялось. Но, с другой стороны, критичность общества заставляет нас «подтянуться» и стараться соответствовать ожиданиям.
— Что можно сделать сегодня для детской медицины в первую очередь?
— Да, проблемы есть, но мы их решаем. На данный момент у нас есть все возможности для оказания медицинской помощи новорожденным. Но я не зря начала с проблем кадровых, потому что аппаратура — это далеко не все. Сейчас вся система выстроена так, чтобы помочь пациентам, в каком бы уголке региона они ни жили. У нас в регионе есть два великолепных перинатальных центра, есть наработки, есть вступивший в силу приказ по маршрутизации.
По современной концепции помощь должна быть регионализирована. Это означает, что любой женщине, любому ребенку, вне зависимости от того, в каком населенном пункте они живут, должна быть доступна высокотехнологичная помощь, которую могут оказать в регионе. Есть финансирование этих программ, поэтому я могу сказать, что сейчас мы обладаем всеми возможностями для оказания помощи. Но дальше общество должно двигаться к повышению престижа профессии неонатолога, о которой люди знают пока до обидного мало. О нас знают чаще всего те, кто столкнулся с бедой, чьи детки после рождения потребовали длительного выхаживания и лечения. Чтобы получить приток свежих кадров, повысить престиж специальности, этого до обидного мало.
— Есть еще один аспект, помимо финансирования, который тоже зависит от государства и влияет на вашу работу — это материнский капитал, выдаваемый при рождении второго ребенка. Сказался ли этот материальный стимул на количестве проблемных детей?
— Мы не ведем специальную статистику. Но чисто интуитивно вы правы, мы отмечаем сейчас большое количество детей, рожденных не в результате осознанного решения стать родителями, а в силу других мотиваций, в том числе и материальных. К сожалению, вклад здравоохранения в здоровье нации не такой большой, как хотелось бы. Во данным ВОЗ, здоровье нации зависит от уровня медицины всего на 15%. Все остальное — генетика, социальные факторы и вдумчивое отношение женщины к своему здоровью и ответственность женщины перед ребенком. И я вынуждена констатировать, что последние два фактора у нас развиты очень слабо. И материальный стимулы здесь не работают.
— Какими правилами чаще всего пренебрегают будущие мамы?
— Мы не устаем говорить о том, что подготовка к рождению здорового ребенка начинается задолго до его зачатия. Но многие женщины игнорируют простое правило — становиться на учет в женской консультации, как только стало известно о наступлении беременности. Сейчас у нас есть все возможности и технологии, позволяющие не только выявить проблемы детей на ранних сроках беременности, но и скорректировать их, это доступно и женщинам нашего региона. Поэтому чем раньше мама встанет на учет, чем ответственнее будет относиться к материнству, тем больше возможностей помочь ей и ее ребенку будет у нас, врачей. Но ситуация складывается далеко не так, как хотелось бы медикам. У нас уже никого не шокирует беременная женщина с сигаретой, хотя это противоестественно. Все общество должно подняться против этого явления. Чего греха таить, есть у нынешних беременных проблемы, связанные с алкоголем и наркотиками.
Но на первое место по степени риска для здорового потомства я бы вынесла аборты, которые программируют организм на рождение больных детей в последующем. К сожалению, уровень здоровья и женщин, и детей, с каждым годом становится все ниже. Сейчас есть такое понятие «оптимистическая репродукция». Женщины, имеющие серьезные заболевания: диабет, пороки сердца, пластическую анемию, болезни почек и которые раньше не могли даже мечтать о детях, сегодня получили возможность выносить и родить детей благодаря современным технологиям. Те, кому ранее ставился диагноз «бесплодие», благодаря современным репродуктивным технологиям тоже могут стать мамами. Надо понимать, что уровень здоровья детей, рожденных на этом фоне, будет отличаться в худшую сторону.
— Вам часто приходится исправлять чужие недоработки. Как часто это ошибки не только врачей, но и самих родителей?
— К сожалению, это происходит довольно часто. В отделениях патологии недоношенных детей до 60% женщин поздно встали на учет, у половины пациенток — хроническая никотиновая интоксикация. Очень много женщин, у которых есть в организме очаги инфекции, а это — главная причина невынашивания. Причиной недоношенной беременности могут быть не только урогенитальные инфекции, но и банальный кариес, парадонтоз или тонзиллит. В идеале эти инфекции нужно устранить из организма еще до зачатия. Мы в любом случае боремся за каждого ребенка, но важно, чтобы эти простые вещи понимала каждая женщина, чтобы воспринимала нас как союзников. Действительно, и в нашей работе бывают конфликты, бывают упущенные возможности. Мы сейчас активно работаем над этим вопросом, мы знаем проблемные зоны и удовлетворенность женщин качеством оказания помощи.
— Женщины стараются очень ответственно подходить к выбору родильного дома, в том числе и ориентируясь на всевозможные рейтинги, собирая отзывы. У вас есть свой рейтинг проблемных роддомов?
— Сейчас работает система маршрутизации, которая жестко регламентирует, что женщины из группы риска должны рожать в перинатальных центрах. И вся идеология перинатального центра рассчитана на рождение проблемных деток. Да, в родах для женщины важны условия, но если доктор советует вопреки всему рожать не там, где вам удобно, привычно и хотелось бы, а советует ехать в перинатальный центр, пусть даже и в другой район, надо прислушаться и выполнить эту рекомендацию.
Бывает очень обидно, когда мы выявляем проблему и готовы помочь, а женщина отказывается от этой помощи по семейным или каким-то другим причинам, беря на себя ответственность за своего ребенка, и это иногда заканчивается печально. Чтобы обеспечить своему ребенку идеальные условия для транспортировки к специалистам, нужно привезти его в перинатальный центр еще до рождения. Потому что когда возникает необходимость транспортировки «тяжелого» ребенка из ЦРБ или другого роддома, возникают проблемы, потому что не все дети готовы перенести такое испытание.
Женщина вправе сама выбирать родильный дом, если течение беременности не предполагает рождение проблемного ребенка. Но и тогда она выбирает не роддом, она выбирает в первую очередь врача. Здесь на первое место выходит вопрос доверия к доктору. Если оно есть, неважно, в каких условиях работает этот специалист. Наша специальность, в отличие от всех других, заключает в себе любовь по стандарту. Любовь помогает творить чудеса.
— Как вы относитесь к интернет-продвинутым пациентам, которые приходят к вам со знаниями, почерпнутыми из Сети?
Да, мы уже вплотную столкнулись с мамами, которые приходят со знаниями с форумов. И некоторым форумам я сама как доктор доверяю и даже советую своим пациенткам. Но советую в части, скажем, рекомендаций по уходу за ребенком, подготовки к рождению ребенка. Но как врач я никогда не взяла бы на себя ответственность заочного консультирования, которое становится популярным благодаря Интернету. Два одинаковых ребенка, родившихся в один срок, могут иметь совершенно разные факторы риска и совершенно разные исходы, поэтому у них вообще может не быть параллелей в лечении. Да, общаться с другими мамами нужно, но не по медицинским вопросам, пусть это будет выбор лучших памперсов или колясок. Когда речь идет о медицинских вопросах, чужой опыт может даже навредить. Но здесь не в пользу медиков играет их загруженность, которая не позволяет иногда поговорить с пациенткой по душам, женщинам этого не хватает, поэтому и получается, что Интернету многие верят больше, чем врачам.
— К слову, а сколько времени отводят на прием медицинские стандарты?
— Все меняется, насколько я знаю, на осмотр врача отводится 12–15 минут. Что касается консультативного приема, то он длится 30–40 минут. Периодически я собираю несколько мам, чтобы показать им видеоролики, посмотреть и обсудить познавательные фильмы. Это работа, которую я люблю, но на которую все чаще не хватает времени.
— Перед отечественной медициной долго стояла задача догнать запад по технологиям. Сейчас получилось это сделать хотя бы в области неонатологии?
— Отставание по доступности технологий все еще сохранилось. Сейчас мы более активно и смело используем зарубежные наработки в области доказательной медицины, на которые затрачены огромные средства. Нам доступны опыт и технологии, уже наработанные и готовые к использованию. Но перед нами не стоит цель догнать запад. Мы информированы, мы готовы делать многие из того, что делают они, но не все нам доступно. В частности, есть дорогостоящие препараты, которые за рубежом широко используются для профилактирования жизнеугрожающих состояний, но в России пока не нашлось средств, чтобы эти препараты одобрить. Например, это препараты витамина «К». Но чем мы можем гордиться — появлением симуляционных обучающих технологий. Нас никогда так не учили, мануальные навыки мы отрабатывали, придя на работу в больницу. Сейчас мы можем моделировать ситуацию и обучать наших специалистов на манекенах и модуляторах. Это уникальная возможность, на получение которой потрачено огромное количество денег. Только закупка уникального оборудования обошлась в 40 миллионов рублей. И сейчас это позволяет нам учить специалистов не хуже, чем за рубежом.
— Сейчас есть возможность выхаживать даже 500-граммовых новорожденных. Насколько это расширило возможности получить здоровое потомство?
— Эта проблема не совсем однозначна. Мы выхаживаем детей, начиная с 22 недель беременности, когда ребенок еще совсем не готов родиться. У нас есть все возможности и технологии для этого. И мы в этом вопросе отличаемся от зарубежных клиник, где детям, родившимся на сроке 21–24 или в некоторых странах 25 недель, оказывается медицинская помощь не в полном объеме. В этой группе детей риск неблагоприятных исходов очень высок, и здесь решение принимает семья. Если семья соглашается с мнением медицинской общественности и законодательством, медики обезболивают, кормят и согревают такого ребенка, но не оказывают ему всю реанимационную помощь в полном объеме. Если же семья решает, то помощь оказывается помощь в полном объеме. Это обходится очень недешево — полмиллиона вкладывается в этого ребенка только в периоде новорожденности. А потом ему предстоит долгое время реабилитироваться, и это тоже стоит денег.
Наше государство расставило приоритеты по-своему, и мы в любом случае оказываем помощь таким детям. Но при этом делаем все возможное, чтобы не допустить таких случаев и продлить беременность до положенных сроков. Недоношенный ребенок — нездоровый ребенок. Да, мы выхаживаем таких детей, и есть даже истории, когда рожденные 30–40 лет назад такие дети стали уже нашими сотрудниками. Но это скорее исключение. Такой ребенок требует длительного лечения, восстановления и большого вложения средств.
— Сейчас стало модным ставить рекорды материнства по возрасту. Волгоградки поддержали эту тенденцию?
— Мы не имеем никакого права оценивать такую ситуацию. Это абсолютное право женщины — выбрать время для материнства. Но с чисто житейской позиции я думаю, что говорить о полноценной семье можно, если у женщины есть перспектива увидеть своих внуков. Кроме того, к 40 годам у женщины накапливается груз соматических заболеваний, меняется гормональный фон, и это требует дополнительного медицинского вмешательства, что в любом случае отражается на ребенке. Мы видели рождение у 42–43-летних женщин вполне здоровых детей. Это стимулирует, заставляет держать себя в форме. Я сама такая поздняя мама, поэтому понимаю таких женщин, но лучше планировать ребенка в срок, обозначенный природой с 18 до 45. Роженица в 60 — это вызывающее целый ряд эмоций исключение.
— Какие пациентки запоминаются больше всего?
— Сложные, те, где приходилось непросто всем: и нам, и матери. Таких женщин очень много. Запоминаются семьи, которые боролись вместе с нами. Мне запала в душу одинокая женщина, которая верила в свое материнство вопреки онкологическому диагнозу. Ее вера в то, что все будет хорошо, была настолько сильна, что она пошла наперекор всем предостережениям. Она не только родила, но и буквально отстояла свое право кормить ребенка грудью, опять же вопреки советам врачей. Все закончилось хорошо, и со временем эта женщина нашла свою судьбу. Так вот эта история ее преодоления и эта вера в то, что все будет хорошо, запали мне в душу, потому что это встречается нечасто.
