«Работаю с телами под фильмы ужасов»: танатокосметолог — о покойных, суевериях и нечистой силе в Волгограде

Вряд ли родственники любого покойного догадываются, какой путь проходит его тело перед тем, как оказаться в гробу на похоронах. А его, между прочим, и моют, и одевают, а некоторым наносят макияж и делают маникюр. В отдельных случаях покойным даже делают своеобразную пластику лица, чтобы они предстали перед скорбящими родственниками в достойном виде. Мы поговорили с эдаким стилистом для трупов из Волгограда, который честно и откровенно рассказал о тонкостях своей работы, суевериях и нечистой силе.

Сразу оговоримся, что подготовкой тела именно к траурной церемонии и захоронению занимаются бальзаматоры и танатопрактики, или танатокосметологи. Первые отвечают за санитарно-гигиеническую обработку, которая делает мертвое тело безопасным для близких покойного. Вторые занимаются восстановлением тел. Если в силу обстоятельств смерти человек получил серьезные увечья, особенно на верхней части туловища и голове, задача танатокосметолога — придать мертвому достойный вид.

На протяжении последних 20 лет 90% покойных в Волгограде прошли через одни руки. Андрей Маренков, помимо принадлежности к уникальной профессии, даже в узком кругу танатокосметологов России и всего мира признан выдающимся мастером своего дела.

— В 90-х я работал в администрации Центрального рынка. С 2000 года я пошел работать в известную городскую ритуальную службу, — вспоминает Андрей Маренков. — Был я катафальщиком. Ездил хоронил людей. Забирали из морга, привозили на кладбище и закапывали. Потом произошло несчастье — в 2001 году я сломал ногу. И стал потихоньку заниматься административной работой. Был и администратором, и руководителем разных отделов. Однажды произошла такая ситуация — привезли покойного, а одеть его было некому. Ну я его помыл, одел. А потом меня интересовать стало, почему у меня возникают сложности с одеванием. К примеру, начинаю я одежду надевать на него, а у него изо рта что-то вдруг потекло. Тогда я узнал, что после вскрытия брюшная полость наполняется жидкостью. И если в морге не до конца тампонируют, бывают истечения изо рта.

Сначала Андрей Маренков научился готовить просто чистых покойных. Но, как любой «художник», со временем начал задумываться о том, как решать те или иные проблемы с телами — будь то оторванный нос или рассеченные виски.

— Когда были теракты в самолетах, в Волгоград поступило порядка 24 тел. У них у всех был один и тот же эпикриз указан — падение с высоты и ущемление деталями в фюзеляже. Меня в первую очередь поразил запах — от них пахло землей и травой. Не было вот этого смурного запаха. Как-то нейтрально пахло, несмотря на то, что их на третьи сутки привезли. Восстановить удалось только одного человека. У остальных отсутствовали многие фрагменты тела. Тогда еще я не знал, как их восстановить.

Для большинства людей трупы, с которыми работает танатокосметолог, — зрелище не из приятных. Он же видит в изуродованных трагедиями телах задачу, которую должен решить. Зачастую это происходит по глубочайшим просьбам, а иногда даже по истошным мольбам.

— Когда я еще только познавал профессию, однажды привезли мне мальчишку. Его убили. На лице были следы от биты, — рассказал танатокосметолог. — Пришлось попользоваться тональным кремом, конечно. Мне родные сказали: «Спасибо. Вы такую боль сняли». Постепенно начали обращаться люди, по просьбе которых я решал определенные проблемы с телами. Рассеченные брови, оторванный нос, всё это приходилось восстанавливать, чтобы на человека в гробу посмотреть можно было. Потом я узнал о Z-образных швах, о подкожных швах, о косметических нитях.

После ухода в бальзаматоры и танатокосметологи Андрея Маренкова назначили еще и руководителем службы захоронения невостребованных тел умерших. На них он, можно сказать, набил руку. Некоторые из трупов были плохо зашиты, и он брал с собой в морг иголку и учился шить. Но не просто, а красиво, в том числе подкожными швами, которых не видно.

В 2005 году Андрей Маренков поехал учиться в Москву. Там он узнал о всех видах бальзамирования, о том, как и когда каждый из них лучше применять.

— Перед тем как приступить к бальзамированию, нужно вообще определить, умер человек или нет, — отметил собеседник редакции. — Вот скорая приехала, констатировала смерть человека, написала сигнальный лист. А человек может находиться в состоянии летаргического сна. И представьте, что будет, если я живому буду вводить в артерию формалин. Электрический стул покажется сказкой. Поэтому нужно медицинское заключение о смерти.

Мужчина признается, что в те времена работа кипела в прямом смысле слова.

— Вот у меня спрашивают часто: «Вам не жалко этих покойников?» А я вам так скажу — в середине нулевых мы хоронили 1000–1200 человек в месяц, — вспоминает танатокосметолог. — Из них 700–900 проходили через спецотделения. Я должен в Книге рекордов Гиннесса быть по количеству обработанных тел. Я по 4 дня максимум брал отпуск, плюс в месяц у меня был всего один выходной. Вы не представляете, какой объем гробов ежегодно уходит в земли Волгограда. Это гектары. У нас практически все кладбища заполнены, там только родственные подзахоронения остались.

Когда покойного показывают родственникам на похоронах, чаще всего видно только бюст — голову и руки. Поэтому Андрей Маренков считает, что у покойного всегда должны быть подстрижены ногти. Неважно, оплатили это или нет.

— Я считаю, что добросовестная похоронная контора это та, которая мыслит так — обратился к ним человек, значит ему остается только скорбить, — утверждает танатокосметолог. — Не решать какие-то проблемы, не нервничать. Вот ситуация: начинаю я покойника одевать, а у него нет трусов или маечки. Я просто со склада беру, одеваю, а людям потом просто выставляется счет. Не надо в 22 часа вечера звонить человеку и выяснять это. У людей горе, а я из-за каких-то трусов создаю ему неудобства. Моральное спокойствие клиента — залог успешной работы.

— Для нормального бальзаматора слова типа «покойник как живой лежит» — это не похвала. Мы в первую очередь работаем, чтобы создать такой образ покойного, который смягчит трагедию близких, — отметил Андрей Маренков. — Покойный не должен как живой лежать, с которым тяжело попрощаться. Он должен быть упокоен. Будто уснул, и всё. Я поэтому всегда против закрытых гробов. Почти любое тело можно восстановить. Существуют формулы, которые помогают по 1/3 части нижней челюсти воссоздать весь череп.

Андрей Маренков признается, что никогда не испытывал страха или неприязни к трупам и похоронам. Разве что в детстве.

— Мне было лет 10, и как-то летом я загулялся. Часов в 9 вечера бегу домой, уже смеркалось, — вспоминает собеседник редакции. — Между вторым и третьим этажом натыкаюсь на гроб — бабушка у нас в подъезде умерла. Я вышел на улицу, время уже позднее, мне мама крикнула из окна: «Андрей, домой иди». Я крикнул, что боюсь. В итоге она спустилась и завела меня домой. Я шел мимо гроба, а там еще света не было в подъезде. Было страшно. Тогда я еще не знал, что окажусь к покойникам настолько близко. Также почему-то у меня никогда не было отвращения к запахам на работе. Хотя запахи там реально отвратительные бывают. Их ни словами не передашь, ни видео, хоть 28D придумают. Это смесь меди, жженого чего-то... Мы как-то на Волге отдыхали. Я иду и чувствую запах. Говорю: «Что-то сдохло здесь». Вроде ничего не видим, а тут кто-то пошел в тень пиво положил, возвращается и говорит: «Ну ты даешь. Там в натуре крыса вот такая лежит».

Неподготовленного человека рабочий процесс Андрея Маренкова может ошарашить не только сложностью трупов, которые он приводит в порядок, но и сама обстановка.

— Я любил работать ночью. И любил работать под фильмы ужасов. Вот я приходил и включал «Восставших из ада» или что-то подобное, — признается мужчина. — И под такое кино бальзамировал, зашивал. А сейчас я аудиокниги слушаю — страшные истории или мистические рассказы. Мистику люблю вообще. Бывает, болтаю с покойными. Но я не сумасшедший. Более того — был у меня перерыв в работе полуторагодовой, уволился из одной ритуальной службы и потом перешел в другую. А между этим я и таксистом успел поработать, но там кидалово сплошное, и санитаром в психиатрическом отделении больницы.

В свое время не все знакомые Андрей Маренкова нормально относились к его профессиональной деятельности. Однажды из-за предрассудков этих людей волгоградец твердо решил перестать дарить девушкам цветы.

— Я цветы никогда и никому не дарю. Лет 20 назад я ехал к подруге на день рождения. Ей 21 год исполнялся, я купил 21 розу, — вспоминает мужчина. — Подарил, всё, повеселились, разошлись. Наутро после гулянки я снова пошел в то кафе, оно у дома было. Ну пивка попить. Захожу, всё чисто, и мои розы стоят. Я спросил у сотрудников, чего ж подруга мои розы не взяла. А мне говорят: «Она подумала, что ты их с кладбища привез». Меня это так оскорбило, что человек подумал, раз я на кладбище работаю, то цветы ворую там и дарю. После этого я никогда и никому цветы не дарил. Вместо цветов я хоть и маленькое, но золотишко какое-нибудь дарил.

Как и в любом другом деле, работа Андрея Маренкова не обходится без профессионального юмора.

— Есть такая вещь, называется аэрография, — объясняет волгоградец. — У меня когда спрашивают, что это такое, а я говорю: «Грузим покойника в вертолет и летаем. Видишь, серый вертолет летит? Делают кого-то там». Эту технологию изначально придумали в нулевых во время съемок фильма «Копи царя Соломона». Там были долгие сцены, и людям постоянно приходилось снимать грим и наносить новый. И вот придумали аэрогрим, который долго держится. Ритуальные службы подсмотрели эту практику и начали применять на покойниках.

Андрей Маренков верит в Бога, но в церковь не ходит. А к смерти в свои 56 лет относится как к непознанному, но в то же время неизбежному.

— Я фаталист и знаю, что мы все рано или поздно умрем, — утверждает танатокосметолог. — Но в истории нет ни одного реального задокументированного случая смерти и последующего воскрешения, кроме Библии. При этом я сам человек верующий, но невоцерковленный. Мне для веры в Бога посредник не нужен, я могу молиться сам, обращаясь к нему напрямую. Находясь в брюшной полости у мамы, в животике, мы не знаем, что будет дальше. Так и сейчас в жизни мы не знаем, что будет после нее, когда наступит смерть. Оттуда еще никто не возвращался. Я, по крайней мере, таких не знаю и не слышал. Есть лишь одно, с чем приходит в этот мир и уходит из него.

По мнению танатокосметолога, только сам человек должен решать, как уйти из этого мира.

— Способов упокоить человека существует множество, — констатирует мужчина. — Гроб в землю, кремация, есть тибетские похороны, когда тело разбивается молотками и грифы съедают. Так лам хоронят там. В Новосибирске уже давно прах прессуют в бриллианты. Свою бабушку можно носить в кулоне. Вроде бы 10 тысяч рублей всего это стоит. Кто-то в космос ампулы с прахом отправляет. Как пройдут похороны, для себя должен определять сам человек еще при жизни. И указывать это надо в завещании. Memento more, как говорится. Всегда нужно помнить о смерти и распорядиться заранее. Это как с детьми говорить о половом воспитании. В этом нет ничего страшного. Просто всё нужно сделать вовремя. Мне, например, мама сказала: «Если ты меня сожжешь, я тебя с того света прокляну». А другие, наоборот, говорят: «Меня сожгите, чтобы черви не ели».

Другой важный вопрос в церемонии прощания с покойным — реакция скорбящих. Андрей Маренков уверен, что обеспечить правильное восприятие случившейся трагедии — одна из задач танатокосметолога.

— Поминать человека надо, я за то, чтобы поминали. Я почему против закрытых гробов — родственники и близкие должны знать, что там лежит именно он, — отметил Андрей Маренков. — Когда у людей трагедия происходит — потеря близкого, мозг часто отказывается в это верить. Они говорят: «Да нет, он жив, он просто там где-то далеко, или спит, или просто пропал». А им нужно отпустить его, отпеть, упокоить, иначе можно с ума сойти. Была такая ситуация — похороны молодой красивой женщины. Попросили меня губы ей подкрасить. Принесли ее помаду, я перчатки надел, подкрасил. Стоим смотрим, и раз — меня кто-то за руку взял. Я поворачиваюсь — стоит девочка, лет четырех. Спрашивает меня: «А мама скоро проснется?» Я говорю: «Скоро, только ты себя хорошо веди». Она: «Я буду очень хорошо себя вести, и кушать буду, и всё остальное». У меня слезы навернулись.

Танатокосметолог признается, что хотел бы передать кому-нибудь свои знания. Но сейчас в глазах молодых специалистов он не видит любви к профессии и того азарта к делу, которые были у него самого. В этом он видит самую распространенную проблему всей отрасли — алчность.

— Находясь в трауре, в горе, человек потерян, это круче, чем гипноз, — утверждает мужчина. — И похоронные конторы многие говорят: «Это надо делать». И продают им ненужные услуги.

У Андрея Маренкова есть жена. И она абсолютно спокойно относится к работе супруга, а сама трудится церемониймейстером в ритуальной службе. Есть у танатокосметолога и любимая дочь.

— Дочка у меня в Москве работает на звукозаписывающей студии начальником юридического отдела, — рассказал Андрей Маренков. — Муж ее боится меня. Я как-то раз его повез на свое новое место работы. Он, когда увидел, сказал: «Я так боялся, Андрей Николаевич, что вы меня там оставите».