Конфисковать в доход республики: у владельца верблюда нашли сокровища фабриканта Серебрякова

Гражданская война и жестокое сражение за город заставило многих местных богачей спешно покинуть Царицын — Сталинград — Волгоград в 1919–20 годах, оставив всё, что нажито непосильным трудом. Практически сразу на поиски спрятанных сокровищ капиталистов бросились не только чекисты и профессиональные уголовники, но и простые предприимчивые люди. Но не всем из них удавалось завладеть чужим добром и остаться безнаказанными. Мы продолжаем цикл непридуманных историй, найденных в архивах историком-краеведом Вячеславом Ященко.

12 мая 1922 года в доме № 20 на до сих пор сохранившей свое название улице Балтийской в Заполотновской третьей части Царицына сотрудник губернского трибунала Павел Юрасов совместно с милиционерами Яковом Мулиным и Алексеем Мастеевым обыскивали апартаменты обывателя Егора Сурженко.

Приглашенные женщины-понятые с изумлением взирали на извлеченные с чердака ценности. Перед ведущим опись Юрасовым один за другим проносили огромные блюда, фарфоровые тарелки и миски, вазу для сухарей, судно для рыбы, судки для соуса, масленицы, хрустальные рюмки и стаканы, голубые скатерти и салфетки, дамские пиджаки и юбки, кофточки атласные, черные сюртуки, плюшевое пальто с меховым воротником, дамское летнее пальто, рубашки, шубу из хорька, лакированные ботинки и полусапожки, палас, вязаные покрывала, атласные наволочки и постельное белье. Из потолочного проема вывалилась громоздкая ширма. Загремели детали разобранных английских кроватей. Следом мимо женщин к двери несли мебель — диваны, кресла, полукресла и столы.

Хозяин квартиры угрюмо сидел на табурете и мял в натруженных крестьянских руках выцветшую на степном солнце фуражку. Сотруднику трибунала поднесли и узелок с найденными ценностями — георгиевским крестом четвертой степени, серебряным полтинником и другими украшениями и монетами. Вскоре с чердака стали доставать и менее интересные для понятых предметы: два ящика с гвоздями, четыре ящика с какими-то мазями, мешки с зерном, старый пружинный матрац, саперные лопатки, пузырьки с лекарствами, россыпи винтовочных патронов, штыки, целые винтовки и их обломки.

Для Егора Сурженко это был не первый обыск. Три месяца назад на его чердаке уже побывали милиционеры, описали эти же предметы и оставили на месте — на ответственное хранение. Зачем милиции потребовался новый обыск, мужчина не знал.

Спустя 10 дней после обыска к военному следователю Леган-Марсу из Царревтрибунала поступило предложение — приступить к следствию по делу гражданина Сурженко, «обвиняемого в укрывательстве имущества бежавшего с белой армией фабриканта Серебрякова». В течение 24 часов после принятия дела следователь был обязан провести первый допрос подозреваемого, предъявить ему обвинение и избрать меру пресечения. В письме трибунала имелась приписка: «обвиняемый находится на свободе». В тот же день Леган-Марс усмотрел в деле гражданина Сурженко признаки преступного деяния и начал предварительное следствие.

На первый допрос 46-летний Егор Сурженко пришел 30 мая. В анкете он указал, что женат, малограмотен, является уроженцем хутора Грачи, где имеет земельный надел для хлебопашества, дом, двух коров и одного верблюда.

Вину свою Сурженко не признал, заявляя, что взятое трибуналом имущество принадлежит лично ему, «так как таковое мною куплено у Серебрякова за восемь тысяч рублей в 1919 году в последних числах августа (в то время Царицын был занят Кавказской армией Врангеля. — Прим. авт.), на то есть расписка, но я ее утерял и свидетелей [покупки] нет, так как они эвакуированы с белыми». Мужчина заверил следователя, что имущество он это не прятал, но из-за того, что в доме все это богатство не помещалось, он просто поднял его на чердак. Что же касается военного имущества, лопат и оружия, то Сурженко заявил, что еще октябре 1921 года получил в губернской Чека разрешение на сбор брошенных во время боев за Царицын вещей у хутора Грачи. При этом он предъявил следователю удостоверение № 10745 от 27 октября 1921 года, заверенное печатью Губчека и подписью его председателя Карла Пога.

Позже чекисты подтвердили показания обвиняемого. Он действительно девять раз приносил в Чека найденное им оружие — 18 негодных винтовок и всевозможный шанцевый инструмент — кирки и лопаты, за что и получил пуд муки. Егор Сурженко пояснил, что отдать полностью обнаруженный им на полях арсенал не успел, так как был занят на сельхозработах. На допросе он добавил, что приезжал еще раз в дом Серебрякова зимой 1920 года и купил (не сказал у кого) сундук с одеждой. Что внутри сундука, он узнал только дома, сбив закрывавший его замок. После допроса Сурженко дал подписку о невыезде из Царицына и ушел домой.

Прояснить, как имущество фабриканта на самом деле оказалось у обывателя, удалось после допроса свидетельницы — восемнадцатилетней Марии Водолагиной. Девушка рассказала, что в июне 1919 года после того, как белые заняли город, она приехала в Царицын из Дубовки в гости к подруге — горничной фабриканта Серебрякова Анне Мерзляковой. Пожить у нее она успела около двух недель. В июле семейство Серебряковых отправилось на юг, а вместе с ними Царицын покинула и горничная. Серебряков же попросил Водолагину пожить в одном из его домов, расположенных на улице Суровикинской, и присмотреть за оставленными вещами. Осенью благородное семейство планировало вернуться, но в намеченный день пришло Марии письмо от подруги, в котором она сообщала, что Серебряков весьма болен, поэтому приезд семьи отменяется. А в январе 1920 года Царицын был взят Красной армией.

После прихода красных в дверь Серебряковского дома постучался Егор Сурженко. У забора он оставил подводу, запряженную быком, и по-хозяйски прошелся по комнатам. Ему каким-то образом стало известно о тайне оставленных семьей фабриканта вещей. Егор уверял растерявшуюся Марию, что хозяева уже никогда не вернутся, а большевики рано или поздно отберут это осиротевшее имущество. Сурженко предложил перепрятать большую часть серебряковского имущества в более надежном месте — на своем чердаке, а позже, когда суета в городе уляжется, девушка сможет прийти к нему и забрать половину вещей. Мария поверила, и большая часть хозяйского добра в тот же день перекочевала на чердак дома Сурженко.

— Недели через три приехал еще гражданин Чеботарев. И взял дюжину венских стульев, мраморный зеркальный умывальник, два ящика с посудой и прочее, — рассказывала Мария Водолагина. — Он проживает на Голубинке на улице Сурской в доме № 7. Где он сейчас и где взятые им вещи, я не знаю.

Позже, уже зимой 1922 года, девица пришла на квартиру Сурженко за своей долей. Но Егор Лаврентьевич девушку выгнал, заявив, что он у нее эти вещи купил и никаких обещаний поделиться не давал.

6 июня следователь Леган-Марс подвел итог своему расследованию. Действия Егора Сурженко он признал преступными, поэтому предложил Царьгубревтрибуналу придать суду укрывателя серебряковских вещей. На нового владельца мраморного умывальника и ящика с посудой гражданина Чеботарева было заведено отдельное уголовное дело.

4 августа состоялось судебное заседание суда Царицынской губернской Чека. Председательствовал народный судья Калинин с народными заседателями Филимоновым и Печатновым. Мария Водолагина по неизвестным причинам на заседание не явилась, за что и была оштрафована на две тысячи рублей. Сурженко сидел на скамье подсудимых и нервно теребил в руках свою видавшие виды фуражку.

Адвокат Никульченко пытался обелить подсудимого, называя его хлеборобом, пролетарием и жертвой буржуазии, а в конце своей речи просил суд прекратить уголовное преследование за «отсутствием состава преступления». Судья, посовещавшись с заседателями, вынес приговор — шесть месяцев лишения свободы в губернском исправительном доме. Но в связи с четвертой годовщиной Октябрьской революции Егор Сурженко был амнистирован и освобожден от наказания. Имущество же беглого фабриканта Серебрякова суд конфисковал и передал «в доход республики».