«Опять начнется трусячка». Как жизнь под обстрелами изменила белгородцев

Это — третий, завершающий цикл репортаж о жизни Белгорода журналиста «Фонтанки». Первый репортаж был об обстановке в городе, где постоянные обстрелы стали привычными. Второй — о том, как живут в ПВР и гостиницах люди, вынужденные покинуть свои дома из-за обстрелов.

Солнечные часы перед центральным рынком — самое лакомое место в городе для уличных музыкантов. Эту улицу называют «Белгородским Арбатом». Но теперь из-за постоянных обстрелов здесь немноголюдно. Музыкант Евгений на вопрос, сколько удалось заработать за три часа, вынимает из кармана узелок с мелочью. На вес — вряд ли больше двухсот рублей. Но Евгений не сдается. На белгородских улицах он выступает уже семь лет и теперь считает это своей основной профессией. Еще он руководит самодеятельным хором на четверть ставки. ВСУ, по словам Евгения, время от времени срывают его уличные концерты.

— А если посреди выступления начнется обстрел?

— Я просто ложусь под бортик cолнечных часов. Снял баян быстренько, упор лежа принял, руками голову закрыл, рот открыл и жду, когда всё отбабахает, — говорит музыкант. — На улице тебя даже бордюр 15-сантиметровый может спасти. Лег, заглубился, и уже есть шанс, что осколок мимо пролетит.

— А почему не в укрытие? Оно же вот, рядом.

—Бывает, пока ты добежишь до этого укрытия, с баяном или без, там уже людей столько, что ты будешь просто на улице стоять. Ну и еще там менялы около укрытия всё время. Они меняют доллары, евро. Юани, наверное, тоже. А я бы не хотел с ними соседствовать в закрытом помещении даже ввиду такой опасности. Им моя музыка не нравится.

Белгородский центральный рынок — это лабиринт из крытых торговых рядов на пересечении Белгородского проспекта и улицы 50-летия Белгородской области. На редкого покупателя из каждого закутка смотрят с надеждой, которая граничит с отчаянием. «Девушка, шапочки, бейсболки». «Подсказать что-нибудь?» «Заходите, девушка».

По ассортименту заметно, что торговцы давно не выезжали на закупки нового товара. Многим просто не на что закупаться: старое бы сбыть с рук, а еще надо аренду платить. Некоторые точки закрыты. Тут и там предлагают камуфляжную форму, тактические аптечки и шевроны на липучках на любой вкус.

—Никто не ходит сейчас по рынку. Бабули только, — говорит продавщица шарфиков. — Да и бабули уже не ходят. Но я жаловаться вам не буду. Мы же не знаем, что можно говорить, а что нельзя.

Но добавляет, что сама только второй день работает, дождавшись временного затишья, — до этого, когда обстрелы были «по расписанию», не открывала свою точку вовсе.

Не боятся разве что голуби. Они шныряют под ногами, жмутся к дружественным прилавкам. Знают, кто из продавцов специально для них приносит с собой семечки.

— Это утреннего обстрела не было, и мы сразу смелые, — улыбается хозяйка отдела с женскими шапочками. — А как долбанут — так опять начнется трусячка. Боимся ужасно. Я вот сегодня счастливая, потому что одну шапку продала. Практически по цене закупки. Но аренда приближается, надо хоть на нее накопить. О прибыли речи уже нет.

Аренда за одно место — 15 тысяч рублей в месяц. В общей сложности моя собеседница арендует три торговых модуля. Один пришлось перевести под склад, чтобы можно было платить 10 тысяч.

— Хозяева рынка сами арендуют его у города, — говорит хозяйка шапочек. — Когда сильные обстрелы были, рынок неделю был закрыт. Но о скидках арендаторам речи не было. Всё бросить и уехать тоже нельзя: у меня дом, кошки.

Между торговых рядов, как и везде в городе, есть свое укрытие. Во время ракетной опасности, когда «над головой бахает», продавцы бросают всё и бегут туда или в бетонные коробки, установленные снаружи рынка. Говорят, что случаев воровства не было.

Уличная преступность в Белгороде, по словам местных, с усилением обстрелов притухла. В городском ополчении мне говорят, что, возможно, жулики и воры просто перебрались в более спокойные регионы. К тому же ополченцы в камуфляжной форме, появившиеся на улицах, изрядно мешают их бизнесу.

Штаб ополчения похож на школьный класс. На стенах — детские рисунки, карты (их фотографировать нельзя) и черное знамя ЧВК «Вагнер». На полках вдоль стены лежат бронежилеты и тактические шлемы. Экипированы ополченцы на совесть. Только оружия у них нет — по закону не положено, статус не тот. Вопрос об оружии для ополченцев, которым приходится работать в приграничных районах под обстрелами, практически «на нуле», обсуждался неоднократно, но до сих пор официально не решен. За активное участие в отряде самообороны учреждена областная медаль, но бывалые военные такие награды называют «песочными» — ни статуса, ни льгот к ним не прилагается.

В народной дружине «Ополчение 31» числится около 700 человек. Дружина входит в сводный оперативный отряд содействия правопорядку, насчитывающий по области восемь батальонов. Вступить в отряд может любой желающий старше 18 лет. Верхняя возрастная планка — 65, но это условность. Главное, чтобы человек мог надеть на себя броню и ходить в ней 8–12 часов.

— У нас и семидесятилетние ополченцы есть, которые это могут, — говорит командир «Ополчения 31» Вадим Тарасенко. — Мы собрались сразу после начала СВО, все ветераны из боевого братства. Выставляли посты, чтобы защитить город. Потом обратились к правительству, и теперь работаем под эгидой губернатора области. Для ополчения губернатор выделяет шлемы, тепловизоры, другую экипировку. Согласно 44-ФЗ, мы все вступили в народную дружину, заключены соглашения с правоохранительными органами и администрацией. На основании этого ополченцы получают 150 рублей за час дежурства в будничный день и 200 рублей за час в праздничный или выходной день. Кто сколько часов отработал, но не больше 12 в сутки — такой заработок и есть. Но основная мотивация, конечно, не деньги — у всех есть основная работа, а чувство причастности к защите города».

Пока мы беседуем, к Тарасенко подходит один из бойцов — подписать маршрутные листы для ополченцев, которые сегодня выйдут в наряды. У дружины есть соглашения с полицией и Министерством обороны. Работа ополченцев — оцепление в местах падения снарядов и осколков, первая помощь пострадавшим до приезда скорой помощи, патрулирование улиц. Во время удара по центру Белгорода 30 декабря именно ополченцы первыми оказались рядом с ранеными, накладывали жгуты и повязки, пытались успокоить людей. После теракта в «Крокус Сити Холле» бойцы «Отряда 31» заняли позиции в торговых центрах Белгорода.

— Но без оружия мы можем разве что кого-то отпугнуть, а что делать в случае проникновения террористов? — говорит Тарасенко. — Человека с автоматом формой не напугаешь.

Женщины работают наравне с мужчинами. Алене 19 лет, она учится таможенному делу в Белгородском университете кооперации экономики и права. Из-за обстрелов обучение стало дистанционным, все лекции — по видеосвязи. Позывной Алены — «Котэ», на плече шеврон: «Кусь за Русь».

— В ополчение пришла через казачество, по зову сердца, — говорит она. — Я с детства живу в военной тематике. Хотела бы продолжить учебу в военном училище. Второй вариант — окончить университет и уехать работать в Японию. Мне нравится японская культура. Плюс там — я уже изучила этот вопрос — очень хорошие и льготы, и возможности для российских специалистов-таможенников.

При этом у многих ополченцев реальный боевой опыт есть. Василий Вялков, заместитель командира «Ополчения 31», служил срочную в полку подготовки спецназа и разведки. Потом пошел в РУБОП, дослужился до младшего инспектора СОБРа. Уволился, переехал в Белгород, арендовал автомойку. Но потом, с началом обстрелов, люди из города стали уезжать, клиентов поубавилось и спокойная работа закончилась. Три месяца прослужил в разведке ЧВК «Вагнер», после двух осколочных и контузий вернулся на гражданку и стал начальником боевой подготовки ополчения. На груди носит красную планку медали «Ордена за заслуги перед Отечеством» второй степени и две серые, вагнеровские — «Взятие Бахмута» и «Бахмутская мясорубка», а еще черную — «Окопный крест». Обучает основам медицины, тактики, выявлению диверсионно-разведывательных групп.

— В принципе, за два месяца обучения можно стать полноценным бойцом, — говорит Василий. — Понять, как держать оружие, как вести себя в окопе, определять по звуку, откуда идут выходы или прилеты артиллерии. Людям не то, чтобы это сильно нравится, но жизнь заставляет учиться. Азы доводятся до автоматизма, бойцы нашего подразделения могут работать с пограничниками и разведкой. То, что у нас нет оружия, — проблема, потому что фактически мы выполняем боевые задачи. В Брянской области этот вопрос решили: там сформированы специальные государственные унитарные предприятия, и они могут в случае необходимости выдавать своим бойцам оружие. А у нас Грайворон под обстрелами, и там до сих пор все со своими охотничьими карабинами.

У Степана позывной «Большой» — потому что он буквально сбивает головой лампочки и не помещается в военной палатке на нарах. Степана мобилизовали и отправили было в 76-ю псковскую дивизию, но там военком решил, что он в свои 40 лет уже староват, — и отправил домой. В январе 2023 года Степан подписал контракт и все-таки отправился за ленточку, водителем в 76-й отдельный батальон материального обеспечения. В июне того же года он снова вернулся домой — на этот раз из госпиталя, с третьей группой инвалидности и пожизненной потребностью в лекарствах.

— Прогнозов врачи никаких не делают, в принципе, в любой момент могу умереть от нагрузок, — говорит он без надрыва. — Но выполнять боевые задачи в ополчении мне это не мешает. Я командир автомобильного взвода. Вся техника, которая есть у ополчения, ремонт, эксплуатация, водители — на мне. Когда начались обстрелы Грайворона, я сутками дома не бывал. Жена всё понимает и поддерживает меня.

Замначальника штаба Александр Марченко работал под обстрелами на эвакуации Козинки 14 марта.

— Козинка сейчас — это полуруины, — говорит он. — Это довольно большой поселок городского типа. До границы с Украиной там рукой подать. До Белгорода — около 70 километров. У людей, которых пришлось эвакуировать среди ночи, была паника. Над головой свистят снаряды и пули, рядом звуки боя, словом, война пришла. Автобусами и пазиками людей вывозили в Борисовку, оттуда — в Старый Оскол. За первые сутки мы эвакуировали Козинку практически полностью. Кого-то пришлось уговаривать уехать. В Белгороде сейчас спокойнее, чем в середине марта, но после очередного прилета вчера-позавчера я минут через двадцать вышел на балкон, смотрю — из подъезда в доме напротив две женщины с чемоданами вышли. То есть этот обстрел для них стал последней каплей.

Сегодня, как пишет в своем телеграм-канале губернатор области Вячеслав Гладков, Грайворон понемногу возвращается к нормальной жизни. Но в Козинке осталось всего несколько человек. Сильнее всего в поселке пострадала улица Мира — там не осталось ни одного целого дома.

С координатором белгородского отряда «ЛизаАлерт» Дмитрием Борисовым мы гуляем по микрорайону Улитка в Дубовом. На боку у него тактическая аптечка. Накануне прилетело в частный сектор всего в пятистах метрах от многоквартирных домов Улитки. Но Дмитрий наотрез отказывается меня туда вести.

— Там довольно большой отрезок пути приходится на открытую местность, — говорит он. — В случае ракетной опасности укрыться будет негде.

Предосторожность может показаться излишней только человеку неместному. 6 апреля в результате обстрела полностью сгорит дом в частном секторе, удар придется рядом с детской площадкой на Улитке, а в четырех домах посечет фасады и выбьет окна квартир.

—Уже 24 февраля 2022 года было ощущение, что мирная жизнь закончилась. Но ощущение настоящей беды пришло, когда в августе того же года наши войска вышли из Харьковской области, — говорит Дмитрий. — Буквально спустя месяц первая ракета прилетела в многоэтажку в Белгороде.

До начала обстрелов в белгородском отряде «ЛизаАлерт» было около сотни волонтеров. Характер поиска с началом обстрелов изменился. Например, совсем не нужно искать грибников — лес в районе Шебекино закрыт военными, да и сами люди туда не пойдут, желающих наступить на «лепесток» или попасть под дождь из осколков нет. Дети стали теряться реже — их просто не отпускают лишний раз из дома. Искать приходится людей пожилых или тех, кто приехал в Белгород из приграничных районов в пункты временного проживания и заблудился в незнакомом городе.

Сколько волонтеров «ЛизаАлерт» осталось в Белгороде сейчас — сказать трудно, потому что многие уехали в другие регионы.

— Минимум треть уехала, — говорит Дмитрий. — Остались только такие как я, кто принципиально не хочет уезжать. Это моя земля. Если надо, я возьму в руки автомат и пойду защищать свою землю. Нам отступать отсюда некуда. Белгород не просто город, это Россия.

— А почему сейчас не идете?

— Пока ребята справляются. Как только перестанут справляться — и я, и многие белгородцы пойдут.

— А как вы узнаете, что они перестали справляться?

— Объявят. Возможно, новую мобилизацию.

В микрорайоне — разноцветном, уютном, с аккуратными дорожками и беседками — стоит звенящая тишина. Улитка замерла в ожидании очередной ракетной опасности.