Поэт, инженер-конструктор, обманутая пенсионерка, мигрант без документов… Как люди становятся бездомными: истории

Зябкий октябрьский вечер. Колокольня церкви Флора и Лавра у Павелецкого вокзала в столице тянется в темное беззвездное небо. У кованых ворот храма собирается небольшая толпа, завидев которую, прохожие прижимаются к противоположной стороне тротуара. В неярком свете уличных фонарей сложно разглядеть лица, но одежда, как и тяжелый запах, окружающий собравшихся, не позволят ошибиться: это бездомные.

Каждый понедельник и четверг в восемь вечера они собираются здесь, чтобы получить горячий ужин. Сегодня кроме еды будут раздавать и теплую одежду. Корреспонденты MSK1.RU подходят ближе, чтобы спросить, почему эти люди здесь, отчего бежали, какие ошибки совершили? Как они оказались на улице?

«Вот с этим мужчиной можете пообщаться. Он поэт», — советует мне Мария, координатор волонтеров организации «Небомживы».

Подхожу к седому мужчине в светлой куртке с мехом на капюшоне. Под курткой виднеется аккуратный воротник джемпера.

«Да, поэт. Кирилл, — представляется мой собеседник. — Чем могу быть полезен?»

Пока я подбираю слова, мужчина рассказывает о каком-то футбольном матче, о новом телефоне и предстоящем выходе книги. На момент я совсем забываю, что передо мной бездомный человек.

Кирилл Фридлянд оказался на улице после того, как продал квартиру в Егорьевске, а на московскую денег не хватило. Родни, которая могла бы принять его в столице, нет, и жить ему негде. Хотя, по словам координатора Марии, у поэта есть собственный домик где-то под Калугой или Коломной (я не запомнила), он всё же упорно не хочет покидать Москву. Здесь у него есть поклонники, и, кажется, сам город подкидывает темы для стихотворений. Несколько из них он с готовностью мне зачитал. Одним из первых — немного хулиганский, но по-своему лиричный стих о скамейке на Тверском бульваре.

Хаотичная группа бездомных тем временем оформилась в очередь вдоль забора храма. Некоторые переговариваются, делятся новостями, кто-то даже включил музыку.

Не все собравшиеся так же приветливы, как городской поэт: пара человек просто отшатнулись, когда я с ними заговорила, другие с ухмылкой иронизируют, что «бесплатно не работают».

Подхожу к мужчине восточной наружности. У него очень потерянный взгляд. Спрашиваю:

— Как вас зовут?

— Человек.

— Очень приятно, рада, что у нас есть что-то общее. Как вы здесь оказались, у вас есть где жить?

— Да вот приехал на вахту. Сам из Киргизии. Отдал документы, проверять, сказали, будут по базе. До сих пор проверяют. Уже месяц.

В очереди еще несколько мигрантов, один из них явно пьян. Истории похожие: отсутствие нужных документов, сложности с поиском работы. Говорят, за последние годы с этим в Москве стало гораздо сложнее.

Во дворе храма на столах уже выставили термосы. На ужин у собравшихся густая похлебка с рисом и мясом, куда можно добавить майонез или горчицу. К супу предлагают взять хлеб, к чаю — пирожки.

Когда я заговариваю с мужчиной средних лет в капюшоне, очередь начинает двигаться, но он отходит со мной в сторону, пропуская людей, чтобы не прерывать рассказ.

Мужчину зовут Руслан. Три недели назад на улице у него украли телефон. Работу он потерял, как и место для проживания, — его предоставлял работодатель.

— А чем занимались?

— Да чем только не занимался. По образованию я инженер-конструктор-технолог. Работал по специальности, потом — просто на заводе. А потом депрессия. Жена не выдержала, ушла от меня в этот период.

Теперь Руслану немного лучше, он не планирует долго оставаться на улице: собирается восстановить «симку» и банковскую карту, снова найти работу.

Почти вся очередь уже прошла, так что я отпускаю своего собеседника, чтобы и он мог поесть. Останавливаюсь на минуту и наблюдаю. Бездомные аккуратно держат миски, молчат, жуют, расположившись вдоль стола. Почти что «Тайная вечеря». Кто-то подходит за добавкой супа, кто-то распихивает куски хлеба по карманам.

К столу подходит моложавая блондинка с ярко-красной помадой на губах. При звуке моего голоса она оборачивается и на несколько секунд в глазах вспыхивает испуг.

— Поделитесь своей историей?

— О нет, нет, девушка. Вы что, хотите не спать этой ночью? Такое лучше не рассказывать.

— Не переживайте за меня.

— Нет-нет. Да и я плакать сразу начну, мы плакать начнем, оно вам надо?

— Поплакать бывает полезно.

— Нет-нет, никак.

Пожимаю плечами, желаю приятного аппетита и отхожу. Из замешательства помогает выбраться ободряюще дружелюбный взгляд старушки, прислонившейся к колонне храма. Отвечаю на ее беззубую улыбку.

«Елена Федоровна, коренная москвичка», — представляется она.

История Елены Федоровны, увы, не редкость. Двухкомнатная квартира в «сталинке» на Севере Москвы досталась ей по наследству. Там она жила с мужем и ребенком, но 12 лет назад супруг умер, а взрослый сын уехал за границу. Потом были звонки мошенников, которые Елена Федоровна помнит с трудом. Полиция, юристы. Квартиру вернуть не удалось.

Пенсионерку приютила ее двоюродная сестра, но пенсии мало на что хватает, и Елена Федоровна уже наизусть запомнила, в какой день, во сколько и где в Москве раздают бесплатную еду.

Во дворе храма всё меньше людей. Многие уже разошлись, но не все: у машины выстраивается очередь за теплой одеждой. Сегодня раздают мужские свитера и перчатки.

«Чтобы не было споров и потасовок, мы упаковываем вещи в непрозрачные пакеты, подписываем просто размер и вид одежды», — объясняет Мария.

Перехватываю в очереди за свитерами еще одного собеседника. Его зовут Артур: приземистый мужчина с седой щетиной на грубом лице.

— Расскажете, как оказались на улице?

— Жена выгнала. В долги влез, жить стало сложно. Сказала, иди из моей квартиры на все четыре стороны.

— А откуда долги?

— Не выгорело дело одно… Там суды, юристы, — Артур с досадой махнул рукой в воздух. — Вся пенсия теперь уходит на кредиты.

— А работу найти пытались? Вы, кажется, человек бодрый.

— Да паспорт потерял… Восстановить — это деньги надо.

— Ну уж не огромные. Давно потеряли?

— Четыре года назад.

После таких историй невольно задумываешься, что в жизни человека происходит по роковой случайности, а что — от его собственных действий или бездействия.

От размышлений меня отрывает «старый знакомый» — уличный поэт.

— А давайте я вам еще что-нибудь зачитаю?

— Только, пожалуйста, лиричное, без задниц.

На фоне завязался какой-то спор, слышны терпеливые голоса волонтеров: кому-то из бездомных, кажется, не понравился выданный свитер. Нетрезвый мужчина-мигрант что-то громко объясняет робкой жене в платке. Стихотворные строчки смешиваются с этими звуками и шелестом осин у ограды.

«Пусть тебе приснится лето озорное,

Пестрые ковры полевых цветов,

Ленточка речушки, небо голубое

И журчанье чистых русских родников…»

Почти все бездомные уже разошлись, и нам тоже пора. Пакуем технику, прощаемся с волонтерами, выходим за ворота. В памяти отпечаталось множество лиц — грустных, усталых, насмешливых, испуганных. По улице к метро за мной тащатся какие-то обрывки мыслей: о потерянном годы назад паспорте, о депрессии, что может оставить человека на улице. И о полевых цветах.