«У них власть, а мы сидим без денег и ждем просвета»: директора школы обвинили в контрреволюции

Оскорбления действующей власти, монархическая пропаганда в рядах коммунистов, ненависть к слову «товарищ» и рабочему классу, воровство американских продуктов и ссылки на «протоколы Сионских мудрецов» — неполный список обвинений, предъявленный директору начальной школы № 8 Фоме Шишкину. Рассказом о следствии над «врагом народа» из Царицына 20-х годов прошлого века, осужденного, как экс-мэр Волгограда Евгений Ищенко, лишь за хранение оружия и боеприпасов, мы продолжаем цикл непридуманных историй 20-х годов, найденных в архивах волгоградским историком-краеведом Вячеславом Ященко.

18 февраля 1922 года в Царицыне в пятом районном комитете РКП(б) заседали участники очередного партийного пленума. Все мероприятие было посвящено одному вопиющему факту — в районном комитете помощи голодающим завелась контрреволюция.

— В связи с НЭПом и постигшим голодом в Поволжье контрреволюционная агитация дала себя почувствовать в нашем районе, — ошарашил всех новостью председатель собрания товарищ Петров.

Найденным в сплоченном коммунистическом коллективе врагом рабочего класса оказался заведующий 8-й мужской школы первой ступени, располагавшейся на нынешней улице Комитетской в Ворошиловском районе Волгограда. На пленуме заявляли, что директор школы и по совместительству член тройки районного помкомгола 55-летний Фома Шишкин ведет «монархическую агитацию» среди населения Царицына, детей в школе воспитывает «самым отвратительным образом, крича на учеников различными неприличными словами». Особенно негодует Шишкин, когда дети называют его словом «товарищ».

— Он входит в состояние обиженного и просит не называть его таким отвратительным словом, говоря: «Я заслуживаю называть меня по имени и отчеству, то есть Фомой Григорьевичем», — записали в протоколе собрания.

Контрреволюционные высказывания, по словам оратора, Шишкин произносил неоднократно во время своей работы в помкомголе.

— Во время переписи голодающих Заполотновского района говорил рабочим, что, мол, сделали революцию и подыхайте с голоду. Раз добились, то и радуйтесь своей революции, — заявлял с трибуны товарищ Петров.

Резолюция была принята единогласно. Коммунисты районного комитета партии попросили губернскую Чека «принять срочные меры для изоляции вышеуказанного элемента». Они потребовали «вырвать корень зла пятого района, который, пользуясь стихийным бедствием, разлагает рабочую массу».

Уголовное дело на «контрреволюционера» Шишкина было заведено 4 марта. В тот же день в его квартире прошел обыск, после которого опального учителя препроводили в губернский исправительный трудовой дом. Комиссар Чека Баландин вшил в дело № 363 опись изъятых вещей и ценностей: одна золотая пятирублевая монета, купюры николаевские (471 рубль), керенские (15 тысяч рублей) и советские (146 рублей), а также револьвер с тремя патронами. Во время обыска на квартире Шишкина были обнаружены большие запасы муки и сухарей — как выяснилось, учитель воровал школьные пайки, выделявшиеся «по линии американской помощи».

Дневник Фомы Шишкина

Особый интерес следователя вызвал дневник Фомы Шишкина. Первая же запись от 1 января 1922 года содержала в себе явные признаки недовольства существующей властью:

— Сегодня, следовательно, воскресенье и Новый год. Советские торжествуют, ибо у них власть, а мы сидим без денег и ждем все какого-то просвета, — писал педагог в дневнике, — но никак не можем его увидеть, так как от всех недостатков глаза помутнели и разум помутился, забываешь, что делать, забываешь дни, числа и имена близких людей; ссоришься между собою, ненавидим друг друга, не доверяем один другому, злые все, отвратительны!.

Фрагменты из дневника Шишкина хорошо иллюстрируют не только душевное состояние контрреволюционера, но и быт в Царицыне начала 20-х годов.

«1 января. День сегодня теплый, легкий ветерок. Эти дни в квартире топим каждый день по разу железную печку. Ничего. Тепло. В третьем классе не занимаемся из-за экономии дров…

5 января. Молоко — 70 тысяч рублей за четверть ведра, мясо — 15 тысяч рублей баранина за 1 фунт, хлеб черный — 15 тысяч рублей за 1 фунт….

В Рождество 7 января (25 декабря) в три часа утра тихо, пасмурно, тепло, мокро. Встал в 8 часов. В 10 часов пил какао. Расстроен, так как из сундука покрали песок (сахар), курагу, мед, конфеты. Грешим на (дочь) Надю (22 года, учительница в школе). В кармане полтора миллиона (рублей)… В гостях были у (неразборчиво). На столе было: пирог с тыквой, с яблоками, пирог простой и к нему сливочное масло, пышки сдобные, плюшки, сахар-рафинад, монпансье, несытное молоко и яблоки маринованные. П. В. кладет полторы-две столовые ложки (сахара) в каждый стакан. Я выпил пять стаканов чаю. Так было хорошо… Гололедица. Я один раз упал…».

Шишкин педантично записывал в дневник долги: свои и чужие. На последней странице отмечены дни рождения жены и четырех детей. Дневниковые записи отражают тяжелую семейно-общественную жизнь пожилого, затюканного бытом и неурядицами интеллигента.

Следствие тщательно опросило и всех свидетелей, слышавших речи потенциального «врага народа». Словоохотливее всех оказалась 34-летняя портниха Ульяна Селенина, избранная от местного женотдела в тройку комитета помощи голодающим восьмого района. По ее словам, учитель не только критиковал советскую власть, но и постоянно ссылался на какие-то «протоколы евреев».

— Там говорилось, что дадут вольную торговлю, чтобы спекулянты, считая свои барыши, будут отвлекаться от политики, а рабочим и служащим дадут большие ставки. Но не сразу, сначала объявят в газетах, что, работая сверх меры, много денег давать нельзя, — записывал следователь пересказ портнихой речей Шишкина. — Иначе подымутся цены на базаре, то есть наличку рабочим сразу не давать, а давать авансы, чтобы они на это жалование купить не могли (много товаров). Этим рабочие будут озлоблены против власти, что касается стариков, то они и так подохнут потом, так как таковым пайков нет. Малых же детей отправят в Америку. Руками коммунистов будут проводить намеченные цели жидов. Теперь коммунисты работают слепо, а когда увидят, что наделали, то коммунистов перевешают.

О чем действительно беседовал с активисткой-портнихой учитель, можно только догадываться. Скорее всего, педагог пересказывал популярные в то время «Протоколы Сионских мудрецов» (в ноябре 2012 года в Федеральный список экстремистских материалов была добавлена запись под номером 1496: «Брошюра "Протоколы сионских мудрецов"», — «Прим. ред.) и пытался объяснить принцип действия «невидимой руки рынка» Адама Смита.

Даже на улице, когда члены тройки несли заполненные анкеты нуждающихся в городской помкомгол, неугомонный Шишкин продолжал критиковать рабоче-крестьянскую власть. Так, проходя мимо пивного завода «Таппер», что располагался на месте нынешней третьей областной больницы на улице Калинина, они увидели копавшего яму рабочего.

— Что, голубчик, пиво варят? — спросил у землекопа учитель и подняв вверх указательный палец заключил — Пиво это будет пить тот, кто имеет власть. А нам оно не попадет!

У «кулыгинского моста», соединявшего берега Царицы примерно в районе современных улиц Советской и Циолковского, учитель обратил внимание попутчиков на плохое состояние конструкций. Свидетельница-портниха сообщила следователю, что Шишкин вновь встал в позу лектора и завёл контрреволюционные речи:

— Если был бы городской голова и была бы оторвана хоть одна доска от моста, то мужичье проклятое взяли бы за задницу за то, что они не исправляет мост. А теперь вон два года как нет моста нового, строители ничего не делают и не заикаются, чтобы сделать.

Затем, по словам Селениной, педагог Шишкин продолжил вовсю изобличать власти.

— Рабочие пухнут с голоду. И хочу рабочим сказать: «Что же ты, рабочий, лежишь? Кричал сам, не знал чего, так теперь вставай, проклятьем заклейменный», — делился мыслями с собеседниками и будущими свидетелями обвинения учитель.

Впрочем, вспомнив об осторожности, Фома Шишкин попросил коллег: мол, «все это будет между нами». Но собеседница восприняла эту просьбу совсем не так.

— Он явно хотел, чтобы я эти его слова по городу разнесла, — говорила следствию Ульяна Селенина.

Подчиненный Шишкина, учитель Михаил Петров подтвердил информацию о том, что его начальник был груб с учениками и подчиненными.

— В отношении учителей слишком груб, высокомерен и требователен до педантичности. После ареста Шишкина учительский местком, можно с уверенностью сказать, свободно вздохнул, — сдавал своего начальника Михаил Петров, — Еще хуже его обращение с простой публикой, с которой, ненавидя всей душой, вел себя как жандарм. Груб по отношению к учащимся, на которых топал ногами и кричал, выражался при этом чуть ли не площадной бранью. К властям предержащим и единомышленникам он вежлив и предупредителен, держится как холоп.

Сам Фома Шишкин на допросе категорически отрицал обвинения в контрреволюционных высказываниях. Он называл себя сторонником советской власти, просто иногда «позволял себе критиковать некоторые недостатки в ее работе». Грубость в отношении учеников и коллег он называл необходимой строгостью и требовательностью, без которых «невозможна продуктивная работа».

А вот по поводу найденного у него револьвера учитель давал сбивчивые показания. Следователю Шишкин заявил, что револьвер у него оставили пытавшиеся ограбить квартиру воры. Тогда, по словам учителя, он смог прогнать налетчиков железной палкой, а револьвер они бросили.

В ответ следователь обратил внимание Фомы Григорьевича на записи в изъятом у него дневнике, где говорится о том, что пугал он воров не железной палкой, а неким «пистом». Подозреваемый обреченно развел руками.

10 апреля уполномоченный второго отдела Царигуботдела ГПУ Иванов закончил расследование. В дело № 120 был подшил заключительный акт, в котором сообщалось, что контрреволюционная сущность гражданина Фомы Шишкина полностью выявлена, а его публичные высказывания имели цель «подкольнуть советскую власть, высмеять ее в массах».

24 мая состоялось заседание народного суда при Царицынской губернской Чека. Но суд вообще не стал рассматривать случаи контрреволюционных высказываний, воровства ученических пайков и грубого отношения Шишкина к ученикам и педагогам школы. Суд заинтересовали только обвинения в незаконном хранении огнестрельного оружия, и за это, «принимая во внимание его материальное положение и престарелые годы», Фома Шишкин был приговорен к шести месяцам лишения свободы условно. Револьвер был конфискован.