Жизнь и смерть «красного генерала»: кровавая история ставшего бандитом комбрига Первой конной

Сто лет исполнилось со дня начала мятежа командира 3-й бригады 6-й дивизии Первой конной армии Ивана Колесова. Бывший борец за советскую власть, «красный генерал», как его называли казаки, поднял восстание и стал полевым командиром, наводящим страх и ужас по хуторам нынешних Иловлинского, Ольховского, Камышинского, Николаевского и Палласовского районов. Историк и журналист Вячеслав Ященко обнаружил в Государственном архиве Волгоградской области два рассекреченных уголовных дела по банде Колесова, которые в 1921 году были заведены чекистами и переданы в ревтрибунал. Читайте захватывающую историю, развернувшуюся в Волгоградской области сто лет назад, в нашем проекте «Гражданская война и бандитизм в Царицыне — Сталинграде — Волгограде».

Первые дни восстания

В отчетах военного следствия отмечалось, что восстание Колесова против большевиков «нельзя назвать внезапным». Комбриг поднял восстание, прибыв из Первой конной домой в отпуск — во Второй Донской округ.

Незадолго до этого был арестован его брат Алексей, который, будучи председателем исполкома хутора Ширяйского, препятствовал работе продотрядов. В защиту председателя выступали жители хутора Писарева. Как можно было репрессировать активиста, который «помогал семьям красноармейцев и беднейшим гражданам в распределении продуктов между неимущими, беря таковые у имущего класса… (оказывал помощь) в обсеменении? — возмущались хуторяне, заключив на общем собрании: — Все его дела считаем правильными».

Алексея Колесова вскоре отпустили на свободу, но обида у Ивана Петровича осталась.

— Этим событием Колесов Иван был сильно озлоблен против власти и решил воспользоваться им, чтобы истолковать его в контрреволюционных целях в глазах сограждан, — говорится в отчете военного следователя Царицынского отдела ревтрибунала Заволжского военного округа (ЗВО).

— В марте губчека получила сведения, что Иван Колесов, вернувшись с фронта на родину, стал вести среди казаков хуторов станиц Иловлинской и Старо-Григорьевской усиленную агитацию против советской власти, в частности против РКП (б), подготовляя вооруженной восстание, — утверждал следователь Михайленко.

Следствие установило, что восстание готовилось во время попоек на квартире Колесова, где вернувшийся комбриг с братом и друзьями «предавался пьяному разгулу, за стаканом самогона вырабатывая план бандитской авантюры».

Разобраться с буйным полевым командиром, которого местные называли «красным генералом», из Царицына прибыли три агента ЧК, имена которых остались неизвестны. К ним присоединился районный начальник милиции Рассказов.

6 марта, не доезжая до хутора Маринин, где жил в то время комбриг, агенты ЧК и милиционер остановились на ночевку в хуторе Ютаев (нынешняя Ютаевка. — Прим. ред.). Гости предъявили председателю хуторского совета Алексею Жорину «открытый лист» и потребовали на утро снарядить обывательскую подводу. Не учли они одного — Жорин был другом комбрига, предупредившим Колесова об угрожавшей ему опасности.

«Иван Петрович, ставлю вас в известность, что выслан отряд для арестования вас», — предупреждал его Жорин в переданной записке.

Получив письмо, Иван Колесов сразу мобилизовал всех, кто был рядом. Еще к нескольким друзьям он отправил гонцов с просьбой вооружиться и прийти на подмогу. Уже к полуночи Колесов «со сворой своих приближенных, вооруженных винтовками, вилами, дубьем и прочим, ворвался в дом», где ночевали агенты ЧК и Рассказов. Они были арестованы. «Колесов им показывал документы и обругивал их», — сообщается в протоколе допроса свидетеля. К утру всех четверых он расстрелял за околицей.

Утром 7 марта после завтрака штаб Колесова из 20 человек выдвинулся в станицу Иловлинскую.

Расправа на съезде

В станице Иловлинской мятеж достигает своего апогея. Иван Колесов с вооруженным сопровождением врывается в Народный дом, где в тот момент проходил Съезд советов шести станиц. Он лично расстреливает председателя съезда, лидера Нижне-Чирского окружного комитета РКП (б) Брехова, только завершившего свой доклад «О выполнении плана продразверстки».

Следом Иван Колесов вместе с братом вывели во двор совработника Андрея Авилова. Обвинив его в дезертирстве и предательстве, Иван долго бил чиновника рукояткой нагана по голове, а потом пристрелил.

Расправа над жертвами происходит на глазах изумленной публики. К такому крутому повороту событий обыватели оказались не готовы. Попытка вооружить станичников для «чистки тыла» не увенчалась успехом. Местные разбежались по домам.

Отряд Колесова занимает управление станичной милиции и вскрывает цейхгауз. Своему брату Алексею и соратнику по Первой конной Антюфееву атаман приказывает отправиться на станцию Иловля и занять телеграф «с целью непринятия поезда из Царицына, запрошенного со станции Качалинской» (видимо, станичные власти запросили подмогу). К Антюфееву и Алексею Колесову присоединились несколько стариков и «хромой молодой человек», присутствовавшие на сходе.

Ночью в доме сестры Колесова собрался на совещание повстанческий штаб. Обсуждали план и цели восстания. Первым пунктом плана значилась мобилизация всего мужского населения хуторов возрастом с 18 до 40 лет. В реальности большинство мобилизованных оказалось старше 40 лет, а в обозе повстанцев тряслись 15-летние подростки.

— Кто не подчинится (боевому приказу), тот будет на месте расстрелян, — вспоминал потом на следствии участник мятежа Андрей Топилин.

Цель мобилизации была двоякой: с одной стороны, Колесов считал, что необходимо устроить «чистку тыла» — «провести учет» советским хозяйствам и коммунам, которых в крае в то время было немало; с другой стороны, «красный генерал» выдвигал совсем уж крамольную мысль о введении «вольной торговли» и прекращении продразверстки.

Иловлинский рейд повстанцев

Первые три дня восстания Колесов проводил мобилизацию и митинговал по окрестным хуторам.

— Я иду за народ, против шкурников-комиссаров, — заявлял он на сходах.

Его братья Алексей и Андрей на митингах вручали мобилизованным казакам винтовки со словами: «Ты завоюешь свободу». «Все фронтовики отозвались добровольно», — отметил потом на допросе Данила Антюфеев.

Только потом, на допросах, большая часть присоединившихся к братьям Колесовым казаков заявляла о насильственной мобилизации под угрозой расстрела. Впрочем, многие воспринимали Колесова как красного командира, который не раз проводил мобилизацию в крае.

Но в Царицыне к мятежу буденновца отнеслись как положено — на подавление начавшегося восстания были брошены отряды особого назначения при поддержке бронепоездов.

После встреч с бронепоездами мятежники ушли на восток подальше от железной дороги. К этому времени Колесов произвел формирование своей повстанческой армии. Мобилизованных хуторян он разделил на пехоту и два эскадрона кавалерии. Первым эскадроном командовать поставил брата — Алексея Колесова, вторым — Павла Сладкова. Никиту Рубцова назначили комендантом обоза и заодно командиром пехоты.

При этом с оружием у восставших было небогато: только половина партизан была вооружена, пехота же ездила на подводах «с голыми руками». Всего к окончанию иловлинского рейда в отряде было около 50 винтовок и 15 револьверов. Патронов «не было совсем».

Достигнув 9 марта на севере хутора Чернушки, где партизаны поймали окружного агента и отняли «у него наган, а его забрали с собой», отряд Колесова повернул на юг.

Разведка докладывала, что 11 марта в районе станции Липки был «обнаружен отряд бандита Колесова численностью 150 конных и пеших, грабивший совхозяйства, отбиравший лошадей и производивший мобилизацию граждан».

Вечером 11 марта Колесов занял Солодчу. Там повстанцы разоружили милиционеров и совработников. Именно на окраинах Солодчи партизанский отряд был впервые обстрелян бойцами отряда особого назначения. По данным следствия, в ходе этого боя среди повстанцев были убитые, раненые и пленные. Уходя из села, Колесов направил повстанцев вверх по течению реки Иловли. Ночевали в селе Дмитровка, а утром 12 марта заняли Каменный Брод.

Утром 13 марта у Ольховки состоялось второе боестолкновение. Колесовцам противостоял отряд коммунистов в 60 бойцов.

— У Ольховки обстреляли из лесу, — вспоминал потом на следствии партизан Никандр Топилин. В коротком столкновении коммунисты не выдержали и стали отступать в лес по льду реки Иловли к селу Гусевка.

— Кавалерия Колесова в этом бою проявила особую настойчивость, преследуя и обстреливая совотряд, пока последний не скрылся в лесу, — записывал подробности боя военный следователь ревтрибунала Миталенко. По его данным, в бою также участвовала пехота восставших, но «ее роль была пассивна». Но победа не далась колесовцам даром — погиб брат атамана Андрей и еще четверо повстанцев. 11 партизан были ранены.

На следующий день, 14 марта, бой возобновился: выбитые из Ольховки повстанцы потеряли убитыми еще около 50 человек и несколько пленными. Поражение повлияло на моральный дух бойцов, началось массовое бегство из отряда и быстрое моральное разложение оставшихся.

Для борьбы с дезертирством Колесов во время ночлега расставлял вокруг мест стоянки патрули из своих преданных людей. Но это мало помогало.

Отряды особого назначения шли по пятам уходящей на север банды. 15 марта стычки прошли у сел Гурово и Попково, а затем отряд достиг хутора Нижне-Корбковского (ныне Нижние Коробки. — Прим. ред).

— Пополнившись в этом районе, банда изменила направление и, повернув на восток — в район Камышина, занимала последовательно деревни Коростино и Петрушино, — записывал следователь.

Их было уже немного. Недалеко от Котово случайный свидетель Василий Деревягин встретил на дороге около 30 кавалеристов и три повозки, на одной из которых был установлен пулемет.

— Ехавшие пели песни, сказали, что они — отряд Колесова, — сообщил камышинским милиционерам бдительный гражданин.

Колесов на распутье

17 марта остатки повстанческой армии Колесова численностью около 50 человек достигли приволжского хутора Сестренки, который располагался всего в трех верстах южнее Камышина. В тот же день партизаны переправились на левый берег Волги и заночевали в селе Солодушино. Так начался новый этап его одиссеи — заволжский.

На всем своем пути Колесов «проводил учет» в совхозах и коммунах, полностью реквизируя их движимое имущество и продукты питания. Впрочем, в заволжской степи к 1921 году почти не осталось совхозов и коммун — их уже разграбили местные партизаны.

Моральный дух отряда падал. Остановившись по дороге в степь в «советском имении» (совхозе) покормить лошадей, казаки заявили, что дальше не пойдут.

— Колесов зло осклабился и крикнул в отчаянии: «Идите, гады, но только не берите с собой оружие, иначе застрелю после, — вспоминал на допросе партизан Хрисанф Чебатарёв.

От Колесова ушли практически все, даже его бывшие сослуживцы по Первой конной. Бросив атамана, 34 повстанца, группами и одиночкой, на подводах и пешком отправились в сторону села Кислово. На окраине села их уже встречал отряд волостного военкома. Всех сдавшихся обыскали, забрали деньги, ценные вещи и верхнюю одежду, включая валенки и тулупы. На подводах в тот же день их доставили в Николаевское политбюро. Там 18 и 19 марта прошли и первые допросы.

Первую неделю арестанты содержались в холодных камерах в пыточных условиях. 21 марта они написали коллективное заявление на имя руководителя уездного политбюро: «Просим сделать вам распоряжение о выдаче нам денег и имущества, которое взято в Кисловской милиции, так как мы в настоящее время находимся все раздеты и разуты — без валенок — и кроме того, нам голодно, купить не на что, а поэтому питаем надежду на вас».

24 апреля дело 34 арестованных колесовцев было передано в Ревтрибунал ЗВО. В мае их перевели в Царицынскую губернскую тюрьму, где они содержались «по первой категории», а 20 июля выпустили на свободу.

В степь с Иваном Колесовым ушли лишь 10–12 кавалеристов. В их числе был брат атамана Алексей и Данила Антюфеев. В Заволжье Колесов оказался на распутье трех дорог. На севере в эти дни на огромной территории бушевало восстание голодающих крестьян Поволжья: бунтовали русские, украинские села и немецкие колонии. Руководил повстанцами бывший продкомиссар Михаил Пятаков. В 60 километрах, юго-восточнее, в окрестностях горько-соленого озера Булухта прятались многочисленные партизанские отряды, объединенные казаком-диверсантом Носаевым. И, наконец, третий вариант: кисловские крестьяне сообщили Колесову, что по левому берегу реки Ахтубы оперирует отряд атамана Маслова. К Пятакову Колесов точно не поехал. Отправился ли он к Носаеву или ушел к Маслову — остается до сих пор загадкой. К сожалению, в исследованных автором источниках точной информации на этот счет нет.

Известно лишь, что после рейда по Заволжью к концу мая Колесов вернулся назад. Оставшись практически в одиночестве, он скрывался в окрестностях Ширяевского, был выслежен и тяжело ранен при задержании ЧОНом. По дороге в Лог бывший красный командир из Первой конной Семена Буденного умер. Место его захоронения осталось неизвестным.

Военно-полевая жена Колесова

Однородной массой, соединенной единым опытом и прошлым, группа Колесова не была. Из 45 основных членов банды 17 были профессиональными солдатами. Девять были из буденновцев и подчинялись комбригу Колесову еще в Первой конной. Шестеро служили в других частях Красной армии. Двое оказались из белогвардейцев. Остальные — местные жители, примкнувшие к восстанию по собственной воле или по принуждению.

Была среди восставших и женщина. 26-летняя вдова, мать четверых детей Марфа Желтухина. Вступила в отряд добровольно. По одним сведениям, она была фронтовой женой Ивана Колесова «с 1920 года по настоящее время». Атаман уговорил ее пойти с ним в рейд, наряжая ее в новые платья. По другим — Марфа была любовницей его брата Алексея: «При выезде из Солодчи Колесов Алексей взял бабу Марфу Желтухину. Он с этой бабой раньше жил, но она ему незаконная жена».

Весь путь до Волги Марфа провела с атаманом в одной подводе: «На первой подводе ехали Желтухина Марфа, Серединцев Иван Иванович и Колесов Иван Петрович». Под Кислово она покинула своего возлюбленного и сдалась властям.

— Мы сказали, что дальше не поедем. Он сказал: «Езжайте, куда хотите»», — вспоминала потом на допросах Марфа.

Трагедия семьи мятежника Антюфеева

Следствие тщательно выясняло причастность и прегрешения каждого из восставших. Отдельное уголовное дело было заведено на задержанного практически самым последним буденновца Данилу Антюфеева. Он был верным спутником Колесова еще с января 1918 года, когда тот собирал добровольцев для борьбы с атаманом Калединым. И в пятом полку Колесова с первых дней Гражданской войны значился рядовым.

Установлено, что Данила оказался в отряде с самого начала восстания и сопровождал атамана в иловлинском и заволжском рейдах.

Покружив в Приэльтонье, раненый Колесов решил вернуться домой. В ночь с 25 на 26 апреля его отряд переправился у Антиповки на правый берег Волги.

— При переправе через Волгу мы лошадей бросили, переправились на лодках через залив и направились домой. В Погожей Балке Колесов (Алексей) и Шашкин ушли от нас. А мы остались. В ночи дошли до хутора Ширяй, где я от них отбился. Это дело было на Пасху, — вспоминал на допросе Антюфеев. Пасха в тот год приходилась на 1 мая.

Сначала Антюфеев заявился домой, но у жены было опасно оставаться, и он подался к тёще на соседний хутор.

— Я вырыл под домом потайной подвал и в нем жил, — сообщил следователю Антюфеев.

В сентябре беглец узнал, что в Писаревой Балке скрываются его бывшие товарищи Алексей Колесов, Никита Воробьев и Тимофей Попов. 19 сентября он выбрался из своего укрытия и навестил их.

— Выходил… на свидание с целью посоветоваться, как быть, и не получил (ответа) ввиду равнодушия… Кормились в Балке: я хлеба принес, Алексей ходил все вечера домой, приносил продукты… Через четыре дня вернулся к себе, взял их три печати, которые находились в кошелке у Попова Тимофея, — сообщил на допросе Антюфеев.

При этом он сказал следователю, что «взял печати без всякой цели», что, скорее всего, неправда. Антюфеев, возможно, хотел подделать документы и легализоваться в другой губернии РСФСР.

Но уйти он не успел. 6 октября его арестовал отряд особого назначения станицы Иловлинской. Чоновцы изъяли у Антюфеева винтовку, револьвер, 30 патронов и три печати.

Арестованного препроводили в Царицынскую губтюрьму вместе с женой Акулиной Петровной, тещей Домной Ивановной, Тимофеем Слащёвым и бывшим хуторским председателем Алексеем Жориным. Из них на свободу вышел только Слащёв. Обе женщины в декабре умерли от тифа, а Жорин, пережив их на четыре дня, скончался в тюремной больнице от паралича сердца. За Жорина просили жители трех хуторов, хотели взять его на поруки, но ревтрибунал отказал.

В ночь с 17 на 18 марта 1922 года комендант трибунала Павел Юрасов в присутствии члена коллегии Михаила Потапова расстрелял приговоренного Даниила Антюфеева в подвале тюрьмы. Сын Антюфеевых, которому в то время шел второй год, остался круглым сиротой.