После первого заседания по громкому делу волгоградских врачей, заменивших органы роженицы Елены Мачкалян, бывший главный патологоанатом Волгоградской области решил рассказать свою версию событий. Зачем он собирал деньги с ритуальных услуг? Почему на следствии коллеги обвинили его в подмене печени? И что сотрудники правоохранительных органов попросили у него в обмен на свободу? Ответы на эти и другие вопросы — в эксклюзивном интервью V1.RU.
Историю, которая закончилась судом, Вадим Колченко начинает с рассказа о семейной драме, перевернувшей его жизнь и приблизившей к работе патологоанатомом.
— Больше одиннадцати лет я работал в Старой Полтавке и акушером-гинекологом, и хирургом, и патологоанатомом, и судмедэкспертом, — вспоминает Вадим Колченко. — Было много того, что при советском режиме называлось трудовыми подвигами: мы выезжали в совершенно дикие места и даже проводили там операции. А потом в моей жизни случилась большая драма. В 1997 году у супруги начались преждевременные роды, и из-за осложнений дочка родилась с переломом позвоночника в шейном отделе. Эта травма серьезно повлияла на всю ее жизнь — она плохо развивалась, потому что была практически парализована. Мы долго лечили ее и где только не были. Прожив семь лет, она умерла. В этом опять же можно было обвинить моих коллег... Они ведь не поставили ей своевременный диагноз «нарушение сердечного ритма». Но это не в моих правилах, потому что я знаю почти всю изнанку и понимаю, что на некоторые патологические состояния медик не в силах повлиять при всем желании. Если бы я не был врачом, горе стало бы жупелом и знаменем для того, чтобы идти и двигать свой гнев дальше. Но я остановился и стал анализировать: где и что было в моей личной практике. Нашел немало вещей, которые я сейчас бы сделал по-другому. Были недоработки: не хватало опыта, времени. А с раздражительностью, усталостью и эмоциональным выгоранием врачу справиться очень сложно.
Навсегда попрощавшись с клинической медициной, бывший акушер-гинеколог устроился в судебно-медицинское бюро и занялся врачебными экспертизами.
— Судебно-медицинская работа очень разнообразна по направлениям и неисчерпаема по своей практике. Мои коллеги не очень любили направление врачебных экспертиз. Пули, петли, машины их интересовали куда больше. А вот разбираться, где и какой анализ не назначили пациенту, часто поручали мне, — с ностальгией в голосе рассказывает Вадим Колченко. — Меня назначили на должность главного специалиста по судебно-медицинской экспертизе, а в 2015 году неожиданно предложили возглавить патологоанатомическое бюро. Конечно, у нового коллектива был стресс: кто пришел, зачем...
Что такое ритуальные услуги? Клиент к тебе идет всегда, каждый день. Его не нужно звать
«Я сам сделал этот рынок незаконным»
На знакомство с изнаночной жизнью патологоанатомического бюро Вадиму Колченко хватило нескольких недель. Новый руководитель узнал, что санитары предлагают родным умерших сразу два прейскуранта: официальный и личный — более приятный по ценам.
— Первым, кто встречает человека, у которого случилась неприятность или трагедия, становится санитар. Именно он ассоциируется со всем медицинским учреждением, хотя, по сути, не несет ни юридической, ни материальной ответственности, — уверен обвиняемый волгоградец. — Конечно, грубые санитары — это, скорее, пережиток. Но опять же... Во время вскрытия тело подвергается таким манипуляциям, которые снимают в фильмах ужасов. После этого его нужно привести в полный порядок: и не все выдерживают этой жутковатой картины, когда обнаженное тело близкого человека ему выкатывают недомытым, недобритым. Это картина, которая просто обескураживает человека. Проблемы в санитарской работе, безусловно, были, и я решил провести реформацию. С этого, собственно, и начались мои проблемы.
Первым делом новый руководитель запретил санитарам заниматься ритуальными услугами и даже исключил официальный пункт из устава учреждения.
— Я думал, что мне хватит основного источника финансирования. Мне показалось, что зацикленность санитаров на оказании платных услуг отвлекает их от основной работы: наведения порядка в секционном зале, — объясняет Вадим Колченко. — Уже сейчас я понимаю: не надо было рушить этот рынок — он должен был существовать легально. В 2015 году я сам сделал его незаконным и стал ждать денег от наших органов управления. Наступает 2016 год, и тут остатки моих волос встают дыбом. 4 миллиона 600 тысяч рублей, которые наше бюро получало с ритуальных услуг и могло использовать на свое развитие, до нас не доходят. А никто и не собирался их выделять. Мне лишь сказали: «Молодец, правильно, что ты этот рынок закрыл. Вам не нужны ритуальные услуги, потому что вы медицинская организация, а это бытовые услуги, на которые нужно получить лицензию. Теперь налаживай работу как можешь».
Человека, который вляпался глубже, чем я, сейчас даже трудно представить. Наверное, только Михаил Музраев. У нас ведь два злодея получилось
«Люди приходили в мой кабинет и плакали»
События следующих дней бывший руководитель патологоанатомического бюро называет кошмаром.
— Люди приходили ко мне в кабинет и просто плакали. В самом лучшем варианте наши услуги стоили 7200 — с отдушками, бальзамацией, консервацией тела, одеждой, макияжем. Самая же распространенная услуга — помыть, побрить, одеть, обуть — стоила 3 тысячи, — рассказывает Вадим Колченко. — По новым условиям устава мы отправляли горожан в ритуальную фирму, и потом нам эти люди озвучивали сумму услуг: по их словам, просили 15, а то и 20 тысяч рублей. Когда я понял, что не выживу без денег, вынужден был пойти на нарушение. Лампочки сегодня сгорели, краны сегодня потекли, резину нечем обуть сегодня, а не когда я получу какое-то финансирование от государства. Да, здесь я ошибся, и с этого все начало хромать.
Вернуть ритуальные услуги в официальную строку Вадим Колченко так и не смог — чиновники заявили, что в патологоанатомическом бюро на это нет ни условий, ни места.
— Я понял, что у меня может встать транспорт и остановиться работа — патологоанатомическое бюро на 80% занимается не вскрытием тел, а исследованием биологического материала. И кожа, и родинки, и отрезанные во время операции руки, и пробы на рак везут к нам. Не считая это страшным преступлением, я разрешил оказывать ритуальные услуги в одном из своих отделений. Позже из материалов уголовного дела узнал, что этим занимались еще в одном отделении... Главным и единственным поставщиком денег для меня был санитар Курбанов.
Верховая коррупция более-менее отслеживается. А вот остановить коррупцию, которая идет снизу, невозможно
«Мне предлагали дать показания на руководство»
В день задержания экс-главный врач бюро попросил у санитара две тысячи рублей на билеты до Москвы — вместе со своей коллегой Вадим Колченко собрался на форум патологоанатомов.
— Из своих личных денег я собрал 22 тысячи, а нужно было 24. Мне позвонил санитар и сказал: «Вадим Алексеевич, есть свободные деньги. Нужны?» Оказались, что это была оперативная разработка, — вспоминает волгоградец. — На следствии я не отрицал: да, брал деньги от санитара. Но я заставлял всех сотрудников приносить мне чеки: покупали сплит-систему, заправляли ли принтеры. Руководитель — это представительное лицо организации. Чтобы решить вопрос с той же опрессовкой трубы, прокачкой воды или канализацией, я должен был уделить хотя бы небольшое внимание каждому чиновнику. Если это мужчина, купи хороших, дорогих сигарет. Если девушка — зайди в кабинет с цветами и конфетами. А этих девушек и мужчин столько, что не сосчитать. А внутренние расходы: я даже не ожидал, что каждый пластиковый бейдж для сотрудника стоит около тысячи рублей. Где взять деньги? В бюджете на эти расходы средств нет. Корпоративы, новогодние подарки сотрудникам... Чтобы коллектив работал, постоянно нужны живые деньги.
В СИЗО Вадиму Колченко, по его словам, предлагали выгодный обмен: свобода на нужные показания.
— Сотрудники правоохранительных органов действовали по простой схеме. Узнали, что санитары в одном отделении занимались незаконной деятельностью, и сказали им: «Хотите уйти от ответственности? Дайте показания на своего начальника». А мне нужно было подписать показания на свое руководство. Ждали, что я скажу, какие фантастические суммы заносил в администрацию области. Все уже было даже напечатано. Когда я наотрез отказался, сотрудник ОБЭПа сказал: «Тогда мы тебе под потолок накидаем, что половником не расхлебаешь». И во временном изоляторе, и в СИЗО меня стращали и запугивали. Я и сейчас говорю это и боюсь.
Если суд на самом деле разберет все огрехи, то, возможно, будет оправдательный приговор. В случае огульного рассмотрения я получу срок
«Он сядет на пожизненное. Вали все на него»
Обвинения в подмене органов бывший руководитель патологоанатомического бюро называет наветами обиженных санитаров, которым запретили заниматься ритуальными услугами.
— Я думаю, что дело либо в технической ошибке моих сотрудников, либо в злом умысле моих недругов. Роженицу Елену Мачкалян я вскрывал вместе с патологоанатомом Екатериной Черкасовой: взвешивал и измерял органы, помогал, консультировался с коллегой, — вспоминает Вадим Колченко. — Формально я не работаю патологоанатомом, поэтому подписать справку не мог. Официально вскрывающим была она, а я значился организатором организационно-методической помощи. Это ведь все прозрачно. Почему это все муссируется таким неприглядным способом? Вскрыл, подменил... Чуть ли не съел.
Показания Екатерины Черкасовой, в которых она переложила всю вину на своего экс-начальника, обвиняемый волгоградец называет давлением следствия.
— Вместе с ребенком Черкасову забрали из детского сада: не давали ни попить, ни сходить в туалет. Когда меня вели туда, ей сказали: «Все, он сядет на пожизненное. Так что вали все на него. А иначе ты уедешь в СИЗО, а твой ребенок — в опеку». Женщина сломалась и наговорила такого, от чего потом категорически отказывалась. Она напридумывала, что я принес найденный где-то образец чужой печени. Где я мог ее найти? Я вообще непосредственно к трупам не имею никакого отношения. Вскрытие Елены Мачкалян — один из немногих случаев, когда я как более опытный сотрудник участвовал во вскрытии. Я даже не знаю движения органов: кто и как передает все образцы... Это для меня темный лес. Главным в моей работе руководителя было то, чтобы сотрудники соблюдали технологическую цепочку и вовремя давали заключения.
Я уважаю Арама Мачкаляна. Он добивается правды за свою жену. Но патологоанатомы не сделали ей ничего плохого
«Сутки в СИЗО ее морально сломали»
С особым скепсисом Вадим Колченко принимает слова следователей и прокуроров, уверенных в приписках ради красивой медицинской статистики.
— Когда мне принесли материалы по Елене Мачкалян, у меня не сложилось никаких других мнений. Я не мог даже предположить, что там лежит чья-то другая печень. Кто ее туда принес, следствие не установило до сих пор, — настаивает уволенный главврач. — Теперь мне вменяют, что я закрывал статистику материнской смертности. Как патологоанатому мне эти показатели вообще не интересны. Так же как и показатели онкологической смертности. У меня от этого финансирование не меняется. И мотивации на это дело нет: какие-то бонусы, повышения или премии я за него не получил. Желание выслужиться перед начальством? Выслужиться перед ними, если уж так захочется, я могу десятками других способов. Скажем, занести пакет с черной икрой, дорогой книжкой...
Все показания из патологоанатомов, уверяет бывший руководитель бюро, сотрудники правоохранительных органов получали измором.
— В отношении моей коллеги Наталии Герасименко вообще случился страшный перегиб: она не принимала участия во вскрытии и как заведующая отделением лишь подписала документ и наложила визу, — комментирует волгоградец. — Сейчас человеку просто ломают судьбу: больше года она не работает. Я считаю, что это просто нарушение прав человека и антигосударственная деятельность. Подумайте: человека с безупречной репутацией на сутки посадили в СИЗО. Я видел ее на следующий день: это был морально сломленный человек. Просидеть в каземате пять на пять метров без дневного света. Вместо туалета — вонючая дырка... Да, на нее это произвело впечатление. И на любого произведет.
Бить меня бесполезно, потому что я быстро погибну. А вот перегрузить сознание и выбить показания — это нормальный метод для наших следователей
«После долгого срока хочу вернуться»
Получив обвинения сразу по пяти статьям и оставшись без должности, бывший главный врач устроился разнорабочим.
— Все в жизни перевернулось с ног на голову. Сейчас я работаю разнорабочим в мастерской моего школьного приятеля — занимаюсь маляркой, — рассказывает Вадим Колченко. — Это ведь мое комсомольское прошлое: в стройотрядах я строил свинарники и другие объекты хозназначения. Мне — 54 года. Узнав о продлении пенсионного возраста, я был не рад. А сейчас рад... Когда закончится мой длительный срок, я смогу вернуться и поработать, если выживу в тюрьме. Одна знакомая недавно написала мне: «Тебя сделали козлом отпущения». Меня слили, и какие-то претензии я предъявляю не на уровне ума, а на уровне эмоций.
Пока Дзержинский суд разбирается в громком уголовном деле, патологоанатомическое бюро, по словам Вадима Колченко, живет своей прежней жизнью.
— После съезда патологоанатомов, которое проходило в Челябинске, я пришел к мнению: волгоградская патанатомия — одна из самых худших по оснащению профессиональным оборудованием в стране. На маленький пятачок у нас вываливали 10–15 образцов: неизвестно от кого и как оно туда попало. С этим бардаком я пытался бороться. И надо же... Напоролся на него сам. Недавно ко мне по старой памяти обратились знакомые, которые спрашивали о ритуальных услугах. Я подсказал им людей, которые могут помочь, а они ходили и сказали мне: «Да, с нас взяли деньги, и все нормально». Без всяких документов и справок. Коррупция процветает, и это ни для кого не секрет. Но надо было убрать меня.
Виктория Рындина