Учитель русского языка бросила работу и влезла в кредиты, чтобы прокормить брошенных птиц

— Я вообще учитель немецкого, русского языка и литературы. Потом английский преподавала и вела начальные классы. 31 августа я написала заявление и уволилась. Сейчас занимаюсь клинической психологией с детьми-инвалидами.

Рассказывая о себе, Алина Ерина деликатно опускает, что помимо основной работы воспитывает двух сыновей и почти две сотни птиц и других животных, оказавшихся в трудной жизненной ситуации. Через ее руки проходят выжившие после встречи с охотниками или живодерами зверьки, которых она ставит на ноги и по возможности и состоянию здоровья выпускает на волю.

Вот только на содержание целого реабилитационного центра с двумя сотнями пациентов женщина тратит порядка одной среднемесячной зарплаты по региону, а чтобы прокормить свой «Птичий остров», она уволилась из школы и даже влезла в кредиты.

К «Птичьему острову» в Волгограде не ведут мосты, туда не ходят паромы, доехать до него можно на автомобиле или общественном транспорте. А вот пушистые и пернатые пациенты в основном приезжают сюда в коробках.

— Это сбитые, стрелянные сороки и грачи, — показывает один из вольеров основатель центра Алина Ерина. — Кто-то без крыла, кто-то без глаза. Одного переехала машина. Был сломан хвостовой отдел позвоночника, клюв сломан, крылья сломаны. Просто был окровавленный комок мяса.

Пострадавших от воли случая или жестокости людей спасают во дворе частного дома в жилом массиве Красноармейского района. Алина Ерина расположила реабилитационный центр прямо на своем придомовом участке. Рядом с грядками и садовыми тропинками соседствуют вольеры с десятками различных видов птиц, хищников и млекопитающих.

Типичного городского жителя может смутить острый и резкий запах от животных и продуктов их жизнедеятельности. Но для Алины Ериной все они как свои собственные дети, которых нужно любить и принимать такими, какие они есть. Она даже рассказывает о питомцах, будто они не звери, а люди.

— Месяцев до шести енот — милый добрый ребенок, который пока еще никуда не дотягивается, — рассказывает волгоградка. — Потом начинается эпоха разрушений. Еноты свою любовь проявляют укусами. Не до крови, конечно, но это реально больно. Особенно они любят кусать шею сзади, а это очень чувствительное место. Да и ругать их за это нельзя, потому что кусая, он как бы поцеловал тебя. Им нравится, когда они друг друга грызут. Но не понимают, что у человека шкурка тонкая и он ласку по-другому чувствует.

Сейчас в реабилитационном центре более 200 пациентов, их количество постоянно меняется. Кого-то после успешного восстановления отпускают на волю, кого-то переводят в другие приюты, а кого-то отдают в добрые руки. Увы, некоторые покидают центр по причине летального исхода. А наступает он, в основном, по вине тех же людей. Пока одни сбивают птиц на трассе, стреляют в них из охотничьего ружья или живодерски используют для фотографий на пляже, другие пытаются спасти животных от верной гибели.

— Есть у нас два филина-инвалида — Поночка и дедушка Фу-Бу. У Поночки перелом крыла, она к нам с области попала. Ее очень долго везли, поэтому сращивать кости было поздно уже, — огорченно вспоминает Алина Ерина. — Дедушка Фу-Бу очень старый уже. Его машина сбила, была травма позвоночника, подобрали на трассе. Он очень долго не вставал. А это вольер птичек-истеричек — луни. Тут еще ястреб-тетеревятник и орел-змееяд. Все инвалиды. Тетеревятник приехал к нам из Москвы, у него сломано крыло. Операцию сделали, крыло сохранили, но оно не летное.

Каждый день в жизни Алины и ее реабилитационного центра — как приключение. То привезут нового пациента, то кто-то сбежит, то наступает время выпускать зверька на свободу.

— Вот орланы-белохвосты, — показывает женщина. — Однажды один из них — его зовут Треугольник — сбежал. Он выгнул каркас сетки и смог выбраться. Мы его искали долго. У него крыло сломано было, оно плохо срослось — углом. Он его сложить не может. А это Степанида — девочка. Она у нас звезда. Ее люди кормили пирожками и она долгое время думала, что она человек. Девочка Тиша у нас стрелянная с Ростовской области. Со слепым глазом — Илай. Мы его спасли от фотоживодеров, они использовали его для фотографий. А животные в это время либо забитые, либо под седативными средствами. У него глаз выбит был, плечо выломано. Когда рентген делали, врачи сказали, что перелом не природный был. Это человек сделал. Рядом сидит Лего — его сбила машина, крыло полностью ампутировано. Лего назвали — потому что его в разобранном виде буквально прислали.

У каждого пациента есть свое имя, которое часто связано с историей зверька или характером. Многие действительно схожи с людьми.

— Это наша первая ворона — Василий. Он социопат, всех остальных ворон поубивал, поэтому живет отдельно. Вообще вороны, когда показывают свою любовь, они виляют хвостом, как собаки, — рассказала Алина. — Вот канадская перепелка Будильник. Ее пожевали собаки. Она у нас орала в четыре утра. Я и в шкаф ее закрывала, и что только не делала. Невыносимо было. Женщина появилась — замолчал. Тихий скромный будильник стал. А кукушки у нас смеются со звуком как из фильма ужасов.

А видов здесь — бесчисленное множество. За пару часов прогулки по реабилитационному центру мы узнали не один десяток новых, незнакомых обычному городскому жителю слов: пустельги, чеглоки, копчики, ястребы-перепелятники, ястребы-тетеревятники, ястребы-тювики, болотные совы, горлинки и многие другие.

Заниматься птицами Алина начала около 12 лет назад, но в целом взаимная любовь с животными у нее с самого детства.

— Первый у меня был гусь, — вспоминает Алина Ерина. — Я с птицами с детства. Сначала был сокол-пустельга, потом грач. И пошло. Я не целенаправленно их брала, а просто тянулись они ко мне ото всюду. Здесь работать надо круглосуточно. Утром проснулся, убрал вольеры, покормил, полечил.

— Птиц — тысячи видов, и у каждого своя особенность, — разводит руками Алина. — Вот, к примеру, привезли к нам утку-чомгу. Что ест утка? Зернышки и корешочки. Но чомга ест рыбу, причем мелкую. А крупную не ест. И карповых ей нельзя, они не перевариваются. То есть особенностей у каждой птицы — бесконечное множество.

Супруг волгоградки строит вольеры, подруга — учитель биологии — помогает ухаживать на животными. Иногда приходят волонтеры, но наладить эту работу пока не удается.

— У нас это поле непаханое, всему этому нужно учиться, — рассказывает основатель приюта. — И хочется развивать орнитологию. Я приходила в сельхозакадемию, предлагала проводить у нас практику, обучать веторнитологов. Мне сказали, что им это не интересно. Сейчас пытаемся с ВолГУ продвинуть эту тему, вроде пошло.

По словам волгоградки, сферы орнитологии и реабилитации птиц в России сегодня плохо развиты.

— Проблема в том, что по всей России нет разлетника для крупных хищников. Один разлетник стоит 1,5 миллиона рублей. Это огромный крытый ангар с прудом и рыбой. А еще там нужна взрослая особь, которая научит других охотиться. Сейчас идет огромная экологическая проблема — кормовая база из степей уходит. Саранчи меньше становится, сусликов, грызунов, змей. Птицам нужны огромные вольеры и реинтродукция — воспроизведение численности вида. Проблема в том, что птиц после реабилитации некуда передавать. Нет в России центров для животных-инвалидов. Поэтому у нас некоторые остаются на ПМЖ в виде экспозиции. Не зоопарка, а именно экспозиции.

Сам проект приюта появился, по словам Алины Ериной, четыре года назад, но придать ему официальный статус удалось совсем недавно.

— Для «Птичьего острова» мы совсем недавно сделали автономную коммерческую организацию, — сообщила женщина. — Там сложностей много было. Устав надо писать — юристы требуют 30 000 рублей, а денег нет. Но раньше я просто брала, подлечила и отправила в центры в других городах.

Деньги для «Птичьего острова» — чувствительная тема. Ежемесячно на содержание центра уходит порядка одной среднемесячной зарплаты по региону. Всё это — зарплата Алины, пожертвования от неравнодушных горожан и доход от сувенирной продукции, которую изготавливает сама же основательница приюта.

— Мы делаем сборы в группе, но основной доход — это моя зарплата и сувенирная продукция, которую мы делаем и продаем. Сейчас вот готовим метаморфных существ — больших коллекционных кукол. Грантов у нас нет.

Более 200 обитателей реабилитационного центра кормят, что называется, сбалансированно. Это вам не домашний кот, которому некоторые каждый день насыпают сухой корм, а потом удивляются песку и камням, которые появляются у питомца в различных органах.

— 8–9 килограммов грызунов я заказываю один раз в два месяца на 30 000 рублей, — поделилась женщина. — Одна крыса, к примеру, стоит 180 рублей, мышь по 40 рублей. Это оптовые цены. Приходится чередовать, потому что это очень дорого. Мне пришлось даже кредит брать, я до сих пор его выплачиваю. Мясо берем обязательно каждые две недели на 4000 рублей. Цыплят нам, слава богу, дарят с птицефабрики. Тех, которые нестись не будут — петушков. Светлоярская фабрика их выбрасывает, к примеру. Мы пытались с ними договориться, чтобы не пропадали они, чтобы нам отдавали, но безуспешно. Фрукты и овощи летом есть, зимой покупать приходится. Насекомых в Волгограде не продают, заказываем в Москве или Ижевске — тараканов мраморных, туркменских, сверчков. Килограмм тараканов — 2500 рублей. Купленных на 12 000 рублей хватает на полтора-два месяца. Летом стараемся меньше покупать, потому что сами ловим. В общем, в месяц выходит около 40 000 рублей только на еду. А еще лекарства.

А теперь представьте, сколько стоят различные медицинские услуги для каждого животного… Представили? Теперь послушайте Алину Ерину и умножьте на 200.

— Анализы — рентген две проекции — 1400 рублей. Онлайн-консультация веторнитолога — 5000 рублей. Сдача бактериального посева — 4500 рублей. И это каждая птица обязательно проходит, — перечисляет Алина, а потом вдруг меняет тему. — Вообще у нас сейчас в планах большой переезд. Мы нашли землю, которая подходит под наши запросы — семь гектаров. Тут места, конечно, уже нет для нас. И тогда питомцев будет намного больше.