Леонид Рогальский, руководитель первого отдела по расследованию особо важных дел СУ СК РФ по Волгоградской области: «Я выполняю свой долг и хочу знать, за что вы сюда попали»

Леонид Рогальский – один из тех, кто в нашем регионе занимается расследованием самых сложных дел, доводит их до суда и добивается наказания преступников. Именно он с коллегами расследовал дела о страшных терактах 2013 года, вычислил серийного насильника «в белом шарфе» и задержал убийцу 15-летней школьницы в Красноармейском районе.

– Леонид Францевич, расскажите о вашем отделе: сотрудниках, приоритетных делах.

– Руководителем отдела я начал работать в 2007 году – с момента образования Следственного комитета при прокуратуре. Сейчас наш отдел по расследованию особо важных дел (о преступлениях против личности и общественной безопасности) состоит из восьми следователей и инспектора. Мы занимаемся раскрытием и расследованием наиболее сложных, многоэпизодных уголовных дел, совершенных с применением огнестрельного оружия, преступлений, повлекших смерть двух и более человек, имеющих большой общественный резонанс, а также преступлений, совершенных как несовершеннолетними, так и в отношении них.

– Какие из дел, раскрытых вашим отделом, получили на ваш взгляд наибольший резонанс?

– Безусловно, это расследование терактов, которые потрясли Волгоград в конце 2013 года – взрывов на вокзале Волгоград-1, в автобусе №29а на улице Лазоревой и троллейбусе в Дзержинском районе. Эти уголовные дела находились именно в нашем производстве. Была создана следственно-оперативная группа, которую возглавлял наш следователь Игорь Хованский. Скрупулёзная работа велась почти пять месяцев. Совместно с оперативниками региональных УФСБ, ГУ МВД мы сумели установить весь маршрут движения террористов: как они приехали в Волгоградскую области, на каком транспорте, где жили, как скрывались, а также все обстоятельства совершения ими страшных преступлений. Дальше мы установили, где они жили в Дагестане. В итоге была уничтожена почти вся причастная к взрывам в Волгограде террористическая группировка. Там же были задержаны и пособники террористов, впоследствии приговоренные судом к длительным срокам лишения свободы.

– Как правило, громкие дела расследуются группой центрального аппарата Следственного комитета России. Как получилось, что расследованием терактов занимался именно ваш отдел?

– Действительно, такие дела, как правило, расследует центральный аппарат. В данном случае решение было принято на уровне председателя Следственного комитета Александра Бастрыкина. Тогда наш руководитель Михаил Музраев обозначил позицию относительно расследования: как же мы отдадим дело, если это наше горе? И именно мы должны были поставить в нем точку. Для этого нам потребовался год. Мы установили всех причастных к терактам и в мае 2014 года направили уголовное дело с обвинительным заключением в суд. В ноябре того же года был вынесен приговор. Уголовное дело состояло из 55 томов, а его расследование было одним из самых значимых для нас.

– А вы лично выезжаете на места преступлений для участия в раскрытии или предпочитаете руководить из кабинета?

– На боевом посту мы все без исключения круглые сутки. От рядового следователя до руководителя отдела. Расслабиться никто не вправе. К примеру, когда летом в Быковском районе, в одном из домов были обнаружены три трупа, Михаил Музраев приказал мне вместе со следственно-оперативной группой выехать на место происшествия.

С одной стороны, была стандартная для сельской местности «картина»: в комнате тела двоих мужчин и женщины, на столе остатки спиртного и продукты. Казалось, обычная бытовуха. Люди распивали алкоголь, ссора, а закончилось все убийством. Но все оказалось не так. Лично мне удалось изобличить преступника, который совершил эти убийства.

Как выяснилось, головы у них были прострелены. Но ни оружия на месте, ни гильз не нашли. Первой мыслью было то, что их убили люди, арендовавшие жилье в этом же подворье. Но после допроса стало понятно, что они к этому не имеют никакого отношения.

Вскоре на месте мы нашли пыж от охотничьего патрона, и я поставил задачу: установить всех владельцев охотничьих ружей в Быково. Попутно, во время следственных действий, заметил: как-то странно себя ведет мужчина-сосед, местный работяга-тракторист. При этом он утверждал, что ничего не знает, не видел и не слышал ничего подозрительного.

Время было уже за полночь, но все же я решил еще раз с ним поговорить что называется «по душам». Сели, поговорили с ним о жизни. А потом я и задал вопрос ему: «Вова, а все-таки за что ты их так?» И он как на духу рассказал, что в тот день внучка пошла в первый класс. Вечером домой вернулся выпивший и, когда сидел на крыльце, услышал, как соседи обсуждают, как бы у него что-то украсть из подворья. Он решил разобраться, и конфликт закончился стрельбой. Проснувшись утром, он думал, что приснился ему страшный сон. Но сходил в соседский дом и убедился, что все это было наяву. В итоге он во всем признался, рассказал, куда спрятал стреляные гильзы и оружие. Сам потом говорил: если бы не алкоголь, то ничего бы и не произошло.

– Почему, по вашему мнению, в Волгоградской области так много бытовых преступлений из-за алкоголя?

– Ежедневно просматривая сводки, конечно, замечаешь, что немало преступлений совершается именно в состоянии алкогольного опьянения. Более того, я считаю, что чем больше доступно суррогата, тем больше будет преступлений. Народ спивается, особенно в деревнях. Люди, переупотребившие суррогата, в прямом смысле «дуреют». Ничего не осознают. Они даже не помнят, что они совершили и что произошло. Слово за слово, а потом пьяная драка, и хватаются за ружье, топор или нож.

– Леонид Францевич, вы давно работаете в органах следствия. Скажите, есть ли дело, о котором вы всю жизнь будете вспоминать?

– Да, одно из таких дел, когда я еще работал криминалистом в прокуратуре, – убийство 19-летним парнем по фамилии Малышев своего отчима. Оно было мне настолько небезразлично, что останется в памяти на всю жизнь. В Камышинском районе жила семья: женщина со старшим сыном и дочкой, а также отчим. В один из дней мужчина пропал без вести. Его долго искали, но безрезультатно. Спустя несколько месяцев для расследования туда направили меня.

Старший сын много лет был словно глава семьи, тащил всю семью, много работал на полях, чтобы помочь матери деньгами. Мы с ним долго беседовали, и я понимал, что что-то произошло именно внутри, в семье. В итоге парень рассказал душераздирающую историю. Он всегда видел, как отчим буквально не спускает его сестру с рук, берет ее везде с собой, даже на улицу не пускает. Он был уверен, что это настоящая забота, как родного отца. А оказалось все по-другому. Подруга выдала парню страшную тайну: оказывается еще с 12-летнего возраста девочки отчим находился с приемной дочерью в интимных отношениях. Насильно, против ее воли. Более того, мать все знала, но боялась обратиться в полицию, так он ее запугал. Жила с ним и боялась.

Когда парнишка все узнал, решил в одночасье расправиться с отчимом. В тот же день нашел у отчима спрятанный обрез охотничьего ружья и из этого обреза выстрелил ему в голову. Труп закопал на подворье. Когда парень совершил убийство, то ни мать, ни сестра его не выдали. Ситуация, конечно, была сложная. С одной стороны, парнишка – убийца, с другой – защитник своей семьи.

Я, вообще-то, считал, что психологическая экспертиза даст заключение, что преступление было совершено в состоянии аффекта и сильного душевного волнения. Но на экспертизе парень рассказал всю правду-матку: с момента, когда ему стало известно обо всех злодеяниях отчима, он несколько часов прождал его на крыльце дома, после чего застрелил. В итоге суд приговорил юношу к 12 годам лишения свободы. Я иногда вспоминаю это дело и думаю: а как бы поступил в такой ситуации я?

– А были ли преступники, которым вы и ваши сотрудники не один раз добивались наказания?

– Да, это еще одно из недавно раскрытых нами дел – о серийном насильнике «в белом шарфе», как его прозвали в Волгограде. Еще несколько лет назад было громкое дело о нападениях на женщин в лифтах. Даже кодовое название дела было «Лифтер». Изверг угрожал ножом или отверткой, снимал со своих жертв золотые украшения, а потом насиловал. Всего было около 30 эпизодов. Тогда мы завершили дело, направили его в суд, и обвиняемый получил большой срок.

Когда в декабре 2015 года в Волгограде пошла волна нападений на женщин, совершенных мужчиной в белом шарфе, то мы сначала не могли полностью воссоздать картину. Во-первых, все потерпевшие описывали его по-разному. Но было и сходство – подозреваемый нападал на жертв в подъезде и требовал трогать его за орган. Угрожал при этом отверткой.

Подняв старые дела, мы решили проверить, а освободился ли осужденный когда-то Арман Ахеян? Тут и была разгадка преступлений. Когда мы по биллингу проверили его сотовый телефон, то поняли, что он появлялся в тех же местах и в то же самое время, где совершались нападения на женщин. Всего по этому делу установлено девять эпизодов. Не успел он натворить больших бед. Сейчас Ахеян находится под стражей, а уголовное дело в отношении него рассматривается в суде.

– Сейчас по телевизору много фильмов, программ о следователях, героически раскрытых преступлениях. Как вы относитесь к таким фильмам? Сами смотрите?

– Конечно, смотрю. Да, в них немало вымысла, и много картин далеки от реальности. Но мне запомнился сюжет одного сериала – «Осмотр места происшествия». Я впервые увидел метод обнаружения и изъятия отпечатков пальцев с ногтевой пластины и применил на практике. Признаюсь, раньше я никогда не видел, чтобы эксперт опылял ногти на руках жертвы. И на одном из происшествий я решил использовать этот метод. К примеру, с пористой поверхности отпечатки не снимешь, а с гладкой – почему бы нет? Помню, в мае 2004 года мы выехали на место происшествия в Петров Вале, где в канале были обнаружены трупы двух девяти- и 10-летних мальчишек. Тогда я сказал, чтобы эксперт сделал отпечатки с ногтей погибших мальчиков, и на наше удивление на одной из пластин был обнаружен след папиллярных узоров. Также под ногтем был найден и фрагмент волоса. Эти вещественные доказательства легли потом в основу неоспоримых доказательств вины изобличенного несовершеннолетнего преступника, которому принадлежали обнаруженные следы.

– У вас очень напряженная работа. Как удается выдерживать психологический стресс, как сбрасываете негатив и где черпаете новые силы?

– Я вырос на Дону и с семи лет пою песни под гармонь. До сих пор для меня это самый настоящий отдых. Разумеется, моя отдушина – моя семья и дети. Младшему сыну – 10 лет, дочке – 11, среднему сыну – 25, а старшему – 32. Есть уже двое внуков. Вот такая у меня богатая семья, они все мне и придают силы. И когда прихожу домой, они меня всегда ждут, а это дорогого стоит.

– Леонид Францевич, вы рассказали об отличных показателях, квалифицированных кадрах. А руководство следственного комитета отмечает это наградами?

– Конечно. Например, по итогам работы за 2014 год мой заместитель Павел Колягин занял первое место в России в конкурсе «Лучший сотрудник Следственного комитета» в номинации «Руководитель отдела по расследованию особо важных дел» и получил знак «Лучший следователь России». Эту эстафету мы не стали упускать, и по итогам 2015 года уже я был удостоен первого места по России в конкурсе «Лучший сотрудник Следственного комитета» в номинации «Руководитель отдела по расследованию особо важных дел». По итогам 2016 года мы намерены также участвовать в конкурсе и бороться за победу.

– Вы уже не раз сказали о сложности, важности и ответственности в работе вашего отдела. А тяжело обычному районному следователю попасть к вам в штат?

– Есть правило: чтобы попасть работать в региональный следственный отдел, нужно сначала поработать в должности следователя в районе хотя бы не менее двух лет. Когда выбираем следователей для работы в областном управлении, то смотрим на его показатели работы на земле, при этом советуюсь с криминалистами, руководителем отдела кадров и другими руководителями структурных подразделений аппарата. Человек должен быть профессионально грамотным специалистом, владеть методикой и тактикой ведения всех следственных действий. Чтобы он умел правильно находить психологический контакт с обвиняемым и с потерпевшими.

Я всегда говорил, что подозреваемый – злодей. Но наша работа – найти с ним психологический контакт. Если он замкнется, то нам придется потратить немало усилий в сборе доказательств его вины. Можно поговорить с ним о жизни, только, чтобы никто не мешал. Нужно быть своего рода психологом. Понять тонкости, где можно на что-то надавить, может, что-то пообещать. Я, например, часто начинаю беседу со слов «мы с вами знакомы?»

В ответ звучит:

– Нет.

– Вы испытываете личную неприязнь? Я выполняю свой долг, свою работу, и мне хотелось бы узнать, за что вы сюда попали?

Нужно уметь расположить к себе. Спросить про родителей, а где живут, как. Бывает, что некоторые могут даже слезу пустить, покаяться. Но я, конечно же, понимаю, что опыт приходит с практикой. Я, со своей стороны, всегда готов помочь. Для своих ребят я – и руководитель, и «отец родной» и, если надо, друг в быту и по работе. Вообще, дверь в кабинет у меня открыта всегда, следователь не должен стоять под дверью. Меня этому учил в своё время Михаил Кандуевич, а я теперь всегда говорю следователям: лучше несколько раз зайди и спроси. Мы – один коллектив, семья, всегда работаем плечом к плечу, а поэтому добиваемся положительных результатов в раскрытии и расследовании преступлений.