«Испугался смерти — значит, умрешь»: кавалер пяти Красных Звезд рассказал о боях и Сталине

— К травмам мне не привыкать. Однажды на тренировке сломал себе ключицу — мелочь, а как болит. Еле-еле доплелся до дома, а потом еще месяц ходил и ойкал. На фронте меня ранило три раза. Помню, как высунулся из окопа, а пуля свистнула — и мне в лоб. Хорошо, что попала в каску, только кровь немного потекла. А так был бы капут. Настоящий капут.

— По блату ордена и медали на фронте не давали. Свою первую Красную медаль я получил за форсирование Днепра. Плывем мы, значит, в одной лодке с капитаном. Перед нами — крутой берег, на который нужно высадиться. Стреляем раз, стреляем два — сами не понимаем, куда. А по нам дают крепкую очередь из пулемета: на лодке то и дело появляются новые дырки. Скорее втыкай в нее затычку, еще одну. После освобождения Киева мы пошли на Житомир. Задача: перейти через озеро, в котором уже утонул один танк. Я вышел вперед и показываю: «Левее, левее». Сам — бабах — и провалился в эту прорубь. Пока я плавал в ледяной воде, моя телогрейка да ватные брюки промокли насквозь. Хорошо, ребята сообразили и быстро нашли мне новую фуфайку. А штаны с кого снимешь? Мои обледенели напрочь: на улице градусов 20 мороза. Через несколько часов у меня поднялась температура — градусов под 40. Вылечился и получил свой первый орден Красной звезды. А капитану из нашей лодки дали звание Героя Советского Союза.

— Как сейчас помню Орлово-Курскую битву. Тысяча танков с каждой стороны. Не один, а тысяча! Солдаты страдали из-за запрещенных разрывных пуль. Этот патрон поймал и я. У меня вырвало кусок тела, а я успел лишь отползти в сторону. Тут же ко мне подлетают вороны и съедают мою кожу. После одного из ранений меня отправили в госпиталь в Горьковке. Мы с ребятами не унывали — играли в карты под одеялом. Солдаты они ведь везде приспособятся. Денег не было, так расплачивались щелчками. Оттуда я попал в батальон для выздоравливающих — километров 60 пути. Землянка, нары справа и слева. Стоящий с нами полк поляков жил безбедно — и обед хороший, и махорочка. А мы то с дерева чего сорвем, то ягодку какую-нибудь съедим. У меня были хорошие часы, которые я сменил на две пачки махорки. Уж больно нам с ребятами хотелось покурить. Только я немного поправился, как меня отправили на комиссию. Глянули и вынесли вердикт «Пойдет». Фронт требовал опытных людей, которые умеют стрелять.

— Глаза немца, с которым я встретился в первый раз, помню и сейчас. 6 декабря 1941 года мы впервые перешли в наступление. Ранним утром мы увидели зеленые ракеты — и вперед. Идем и бесприцельно стреляем по окопам. Подходим поближе и запускаем гранаты, насколько хватает силы. У нас не было оружия, а немец, знай себе, сидит и строчит из пулемета: «Та-та-та». Я прыгнул и с размаху врезал ему со всей силы по я..ам своими мощными ботинками. Он вскрикнул «Ох» и выпустил пулемет. Товарищ сразу подхватил орудие, а немца — за шиворот. Мы тоже не зеваем. Взяли ножик, который был у каждого солдата, и отрезали фашисту все пуговицы. Дальше сделали разрезы на штанах, чтобы он их все время держал в руках. Куда же тут уже побежишь? Вот тебе солдатские хитрости.

— У меня непорядок со слухом. Но это не оттого, что мне 95 лет. Моя глухота — профессиональная. Я работал на государственном центральном полигоне Минобороны вместе с Сергеем Королевым: запускал ракетные комплексы различного назначения. Сяду после этого на бункере, отдышусь минут 10. А сам понимаю, что ничего не слышу. За всю жизнь я испытал 400 (не 4!) ракет различных классов и назначений.