Рубил всех, кто под руку попадался: одиссея неисправимого бандита и чекиста Огарки

Самые невероятные, казалось бы, вещи происходили в охваченном Гражданской войной Заволжье, на территории нынешних Среднеахтубинского, Ленинского и Паллассовского районов Волгоградской области. Бандиты становились чекистами, чекисты — бандитами, а заслуженные коммунисты помогали бежать закоренелым рецидивистам. Мы продолжаем цикл непридуманных историй 20-х годов, найденных в архивах волгоградским историком-краеведом Вячеславом Ященко.

Спрятавшийся за тыквой

13 марта 1926 года в усадьбу бедной крестьянки Прасковьи Шайкиной, что в хуторе Привольное Быковской волости, нагрянула милиция. Искали ее племянника — 26-летнего Степана Огарева, — известного партизана, бандита и конокрада по кличке Огарка. Прасковья разводила руками — ушел племяш, нет его в доме. Но милиция не верила.

Стали осматривать дом, крытый тесом. Зашли на скотный двор, где стояли три верблюда, коровы, быки и четверо овец. Признаков беглеца не нашли. Заглянули на сеновал, на чердак и в подпол. С полчаса продолжался обыск. Уж было отчаялись найти Огарку, но тут из кухни раздался крик понятого Ивана Дмитриевича Ефимова: «Тут он!» Мужчина был арестован как фигурант уголовного дела № 60, обвиняемый в добровольном вступлении в банды Шувалова и Юденича-Жукова.

Красно-белый дезертир

В марте прошли первые допросы обвиняемого, его родственников и соседей по хутору. История взрослой жизни неисправимого партизана и конокрада вырисовывалась в настоящую одиссею.

Родился Степан Огарев 7 апреля 1900 года в селе Заплавное Среднеахтубинской волости. В 19 лет 3 мая 1919 года в Царицыне его мобилизовали в Красную армию и направили на деникинский фронт в 325-й пехотный полк, сражавшийся у реки Маныч. Там во время боев с казачьей конницей Огарев был ранен. Его отправили в Камышин в лазарет № 3, а уже июня выписали и дали месячный отпуск.

Степан уехал к матери в село Заплавное, где отлеживался на печи и скучал по вольной гражданской жизни. В свою часть после отпуска он не вернулся, «так как в армию не хотел». В белую армию, части которой проникли в июле 1919 года в царицынское Заволжье, он также категорически не желал. Поэтому Огарев подался в киргизские степи «в аул Джумах близ Горькой речки» на «офицерские участки» у станции Джаныбек — ныне село Жаныбек в Казахстане, у самой границы с Палласовским районом.

Призвали в степные бандиты

Но долго отсиживаться у хуторян в работниках Огарке не удалось. Уже в апреле 1920 года его вместе с лошадью мобилизовал в свой партизанский отряд известный в тех местах повстанец Николай Шувалов. Огарка, вооруженный винтовкой, револьвером и шашкой, участвовал в боях с красным отрядом Попова. Помимо боев с Красной армией шуваловцы грабили крестьян, убивали советских служащих, а трупы их сбрасывали в редкие степные колодцы — худуки.

Служилось Огарке у Шувалова весело. В паровице он возил отобранную у кого-то гармонь. Этот музыкальный инструмент часто упоминается в показаниях свидетелей.

— Я сел с гармонию в телегу, и поехали в степь к Булухте (горько-соленому озеру в Палласовском районе — Прим. ред.). Там, у Булухты, был бой с отрядами Красной армии, — вспоминал на допросе Степан Огарев.

Когда карательные отряды стали преследовать банду, Шувалов разделил своих разбойников на три группы: Шуваловскую, Филатовскую и Черняевскую. Огарев попал в отряд Черняева и проскитался с ним по степям до конца 1921 года. В декабре на станции Кайсацкая весь отряд в 12 человек сдался на милость большевикам. Бандитов амнистировали, и Огарка, сдав оружие, верхом на своей лошади благополучно вернулся к матери в Заплавное.

Дома он обзавелся семьей — женился на Зинаиде Касторкиной, и до весны он жил мирной жизнью, пока к нему на хутор не заехала банда Юденича-Жукова. Бандиты забрали у Огарева лошадь, запрягли в паровицу, а Огарку посадили в нее возницей.

После ограбления ссыпного пункта банда уходила степями от преследования красных — отряда ВЧК под руководством красного командира-большевика Ивана Янченко. Перегруженная мешками с пшеницей паровица Огарева отставала. Красноармейцы открыли пулеметный огонь. Огарка соскочил с тачанки, отвязал лошадь, бросил награбленное добро и был таков.

Из бандитов — в чекисты

Жизнь в условиях постоянного бегства не устраивала Огарева, и он в мае написал записку Ивану Янченко с просьбой взять его из бандитов в отряд чекистов.

Мать отвезла записку адресату и вскоре принесла сыну ответ: «Приму тебя. Не трону. Но ты должен заслужить прощение — убей кого-нибудь из банды и доставь нам». Огарева не пришлось долго упрашивать. Вскоре в хутор, где остановился отряд Янченко, явился Огарев. Со спины его лошади свисал труп коллеги по банде — киргиза Армазана. Янченко выполнил свое обещание и вручил Огарке за убитого удостоверение красноармейца, винтовку и новую лошадь.

— В отряде Янченко я гонялся за той же бандой Юденича, считался бравым бойцом, а после того как ликвидировали банду, узнал, что ее командиром был Еркин, — хвастался потом на допросе Степан Огарев.

После ликвидации банды отряд Янченко перевели в Царицын. Там Степана и других бывших бандитов, принятых в карательный отряд, три дня продержали под арестом, и начальник Царьгуботдела ГПУ Тропкин проводил с ними душеспасительные беседы.

После этих бесед и закрутился в жизни Огарева удивительный зигзаг. Огарку в составе группы бойцов Янченко отправили в Саратов — в пятый кавалерийский дивизион войск ОГПУ, а еще через три месяца бывший бандит и дезертир Огарка попадает на командные курсы Самарской окружной военной школы, что располагалась в здании бывшей духовной семинарии. Немного терпения и мог стать Огарка успешным красным командиром, а то и маршалом. Но Огарев не выдержал и один прекрасный момент дезертировал к жене и матери в Заплавное.

— Мне сказали, что учиться надо три года. А как жена и мать будут там без меня. Кто им поможет? — объяснял на допросах свой поступок Степан Огарев. — И курсанты на меня нападки делали за то, что я бывший бандит.

Бегство из-под дружеского конвоя

Три недели отдыхал дома бывший курсант Огарка. Но в январе 1923 года в Заплавное вновь вступил отряд Янченко. У Степана отобрали обрез, а взамен надавали оплеух. Впрочем, передавать дезертира под суд Иван Янченко не спешил, а оставил Огарку конюхом в своем отряде, квартировавшем тогда в Житкуре. Два месяца безупречной службы все же не помогли избежать ареста. В конце февраля командиру отряда пришло из Царицына распоряжение доставить Огарева под конвоем в губернское ЧК.

Янченко арестовал конюха и велел помощнику, коммунисту Степану Жукову этапировать Огарку в Губчека. Тот, взяв с собой красноармейца, двух лошадей, два карабина, ящик с патронами и несвязанного Огарку, отправился в Царицын. По пути Жуков сказал Огареву: «Ну, Степан, теперь уж я тебя не смогу выручить». Потом он задумался и предложил заехать в Среднюю Ахтубу, «чтобы передать местной власти какие-то документы».

Паровица остановилась у здания Среднеахтубинского исполкома. Жуков с красноармейцем поднялись на второй этаж, а оставшийся в одиночестве Огарев вмиг воспользовался неожиданно свалившимся на него шансом. Он схватил поводья и направил лошадей в степь.

— Убежав в степь и представившись бойцом отряда Янченко, я отобрал военные документы у жителя Заплавного Никитина Андрея, поехал в хутор Гришина, где сделал опись увезенным вещам и приказал хозяину, чтобы он передал все по описи и телегу с лошадью Янченко, — рассказывал о последовавших событиях на допросе Степан Огарев, — Сам сел на лошадь, взял винтовку, патроны и поехал на хутор к матери. Ей отдал винтовку и патроны и сказал: «Как приедет Янченко, передать ему». А сам взял жену и лошадь и уехал в Киргизскую республику. Через три дня Янченко и Жуков забрали у матери винтовку и патроны.

Трудовые скитания бывшего бандита

Сведения о жизни Огарки в Джаныбеке туманны. На допросе он говорил, что жил по отобранному удостоверению личности. В соседних хуторах его знали именно как 40-летнего Андрея Никитина. Потом, уехал в село Савинку, возле Палласовки, где «заделался постовалом». Еще через пару месяцев устроился на рыбные промыслы в Астраханской губернии, где ловил рыбу до закрытия навигации 1925 года. С последним пароходом вернулся домой. Батрачил в Покровке — селе в Волго-Ахтубинской пойме как раз напротив Заплавного. В последних числах января 1926 года Степан явился в милицию села Заплавное. Два раза его допрашивали. Задерживать не стали, отпустили домой. Зашел Огарев и волвоенкомат, чтобы встать на учет. Но там потребовали метрическую справку, а так как Степана крестили в селе Александровке, то ему пришлось идти туда. Путь не близкий. Зашел к тетке в Привольное и задержался у нее на десять суток, где и был задержан.

— Когда я увидел, что к хутору идут люди, не думал, что это милиция, — оправдывался задержанный Степан Огарев. — Думал, что это граждане, которым я остался в долгу после бандитизма. Шайкина меня предупредила, что привольские мужики хотят меня забельшить. Отчего я их испугался. Оружия со мной не было. Я оробел и спрятался в печь.

Рубил всех, кто под руку попадется

Опросили по делу Огарева бывшего его преследователя и командира Ивана Янченко. В 1926 году тот уже работал в системе тогдашнего ГУФСИН — начальником исправтруддома Ленинского уезда. Легендарный коммунист рассказал, что знает Огарева с 1922 года и познакомился с ним на хуторе Строганове Среднеахтубинской волости, когда тот был в составе делегации бандитов.

— В мае 1922 года он сдался мне, и я определил его в отряд рядовым. Огарев вел себя отчаянно. Рубил всех, кто попадался ему под руку. От выходок Огарева пострадало много людей, — вспоминал Янченко.

Иван Андреевич сообщил, что, помимо конокрадства и вооруженных грабежей, Степан Огарев регулярно занимался и душегубством. Он назвал два известных ему убийства, которые совершил Огарев в период своего увлечения степным бандитизмом. В мае 1922 года он убил хозяина хутора Петрунина. Также ходили упорные слухи, что Степан Огарев застрелил из нагана своего родного дядю Егора Овечкина, когда делили награбленную добычу.

— До сего времени с 1918 года гражданин Огарев не дает мирной и спокойной жизни. А посему просим принять к нему суровое наказание, — писали в 1926 году в коллективном обращении в волисполком жители Верхнего Балыклея.

5 декабря 1926 года во время выездной сессии Сталинградского губернского суда, проходившей в городе Ленинске, был оглашен приговор партизану и бандиту Степану Огареву: «Шесть лет лишения свободы со строгой изоляцией, с поражением гражданских прав сроком на три года, без конфискации имущества за отсутствием такового». Впрочем, тут же срок Степану Огареву по амнистии был сокращен на треть — до четырех лет, с учетом шести месяцев и пяти дней предварительного заключения. Вернулся ли Огарка после отбытия наказания в родные края — неизвестно. Но в криминальные хроники тех лет больше он не попадал ни разу.