«Коммунистов грабили, красноармейцев убивали»: историк — о свирепствовавшей в Волго-Ахтубинской пойме банде разбойников

В годы становления советской власти север Волго-Ахтубинской поймы, современный Среднеахтубинский район, назывался Займищем. Хутор Репин век назад был крупным населенным пунктом, чьи угодья и сады граничили с Казенным лесом. Именно это место сто лет назад облюбовали разбойники, чьи «подвиги» чекисты подробно описали в материалах уголовного дела, хранящегося в фонде Ревтрибунала Государственного архива Волгоградской области. Историк и журналист Вячеслав Ященко обнаружил любопытные архивные документы, связанные с его малой родиной. О свирепой банде, которая держала в страхе милиционеров и коммунистов, повергала в бегство бойцов ЧК, рассказываем в нашем проекте «Гражданская война и бандитизм в Царицыне — Сталинграде — Волгограде».

Расправа в ночи

В ночь с 21 на 22 сентября 1921 года в хутор Репино Краснослободской волости Ленинского уезда вошел отряд Царицынского губернского ЧК. Руководил чекистами специалист по борьбе с бандитизмом Василий Серов. Лунный свет портил маскировку, поэтому каратели передвигались по хутору, скрываясь от бандитских постов за плетнями и садовыми деревьями. Чекистов сопровождали местные крестьяне. Заинтересованность в успехе операции читалась на их суровых бородатых лицах. Многие шли с кольями и вилами. Руководил добровольцами уроженец Репино, сотрудник губернского ЧК Егор Федорович Черевиченков (Черевичко). Он указал Серову на бревенчатый, ладно сложенный дом. Хозяин усадьбы Аким Иванович стоял рядом. «Там они — атаман с женой и братом и еще восемь бандитов. Спят», — прошептал мужчина. Чекисты и крестьяне окружили дом и взяли на прицел дверь и окна. Раздался выстрел. Взъерошенные полураздетые разбойники выскочили во двор и скрылись в амбаре. Заняли круговую оборону. Из щелей житницы донеслись винтовочные выстрелы.

«Упустили, — расстроился Серов. — Теперь их оттуда без потерь не выкуришь».

«Выкурим, отчего ж не выкурить», — вдруг произнес хозяин домохозяйства и пошел искать спички. Серов уловил терпкий запах сивухи. Аким Иванович перед операцией угощал бандитов самогоном, и сам «для храбрости» выкушал четверть. Хуторянин нашел веник и начал его поджигать. Его пытались остановить — как же так, свое имущество ни за грош в пепел превращаешь. Но хуторянин не унимался. Амбар был пуст. Всё зерно у Акима Ивановича изъяли продотряд и разбойники. Надобности в строении уже не было. Силуэт, освещенный факелом, метнулся вдоль стен амбара. Послышался треск горящей тростниковой крыши, и вдруг разом двор озарился ярким всполохом огня.

Внутри амбара началась паника: крики и беспорядочная стрельба. Разбойники выбегали из охваченной едким дымом темноты. Винтовочные залпы опрокидывали их в дворовую пыль. В окнах дома на мгновенье показалось исковерканное ужасом лицо хозяйки. Она взвыла в отчаянии и упала в обморок. В течение часа ее супруг пребывал в шоковом состоянии. Он безучастно наблюдал за тем, как в его дворе при свете тлеющих бревен и сереющего небосклона односельчане и чекисты добивают кольями и штыками распластанные на земле тела. Утром при осмотре пепелища чекисты обнаружили обгоревшие трупы жены атамана и его неопознанного подельника. Двое избежавших расправы пленных опознали среди девяти куч изуродованной плоти тела атамана Александра Луценко и его брата. В две подводы погрузили трофеи: 11 седел, семь исправных винтовок, два нагана, ящик с сотней патронов, награбленное по окрестным хуторам добро: мануфактуру, одежду и вещи. Мальчишки пригнали к обозу 15 разбежавшихся во время боя партизанских лошадей. Черевиченков отрекомендовал Серову взятых в плен разбойников: оба были его осведомителями. Они тут же вступили в отряд хуторской самоохраны. Банду ополовинили. Другая часть шайки — 13 человек — скрывалась в это время в Казенном лесу. Она состояла в основном из репинцев, мобилизованных в партизанский отряд под страхом расправы. Там также были «люди» Черевиченкова. Они разлагали остатки банды и готовили заговор против неисправимых подельников. На следующий день в Репино вошел отряд РОВТЧК под руководством Петра Добронравова. Это подразделение прибыло из Астрахани на пароходе «Бойкий» для расследования обстрелов судов на Волге. Ночью 25 сентября к передовому посту, дежурившему в окрестностях Репино, подошла группа из 12 истрепанных партизан (один преступник сбежал во время схватки в лесу). Сдавшиеся разбойники передали чекистам оружие и четверых связанных главарей, среди них была женщина. Группу преступников ввели в хутор. Там их встретил Черевиченков.

Восьмерых земляков он тут же передал родственникам на поруки. Связанную же четверку астраханским чекистам пришлось спасать от линчевания. Хуторяне и сам Черевиченков требовали тут же пустить их в расход. За расстрел голосовали и кавалеристы эскадрона 80-й бригады, прибывшие в Репино в полдень. Плененные бандиты умоляли о пощаде и обещали показать свои схроны в Казенном лесу. Командир эскадрона Зарубин и командир роты Горкин вняли доводам бандитов и потребовали от наседавшей толпы передать задержанных астраханскому отряду ЧК. В пылу спора двоих неопознанных разбойников всё же умертвили. Спасти удалось уроженца хутора Кузьмичевский Михаила Самарского и его сожительницу Екатерину Ускову. Астраханцы увели их на свой пароход «для снятия допроса и защиты от расстрела». По дороге Самарский убеждал чекистов в том, что распущенные по домам подельники небезобидны — они совершали особо опасные преступления. 30 сентября Добронравов вернулся с отрядом в Репино и, несмотря на протесты Черевиченкова, арестовал ранее освобожденных бандитов: Василия Тищенко, Егора Олейникова, Алексея Солодовникова, Михаила Соколова, Ивана Денисова, Ивана Киктаева, Александра Олейникова, Малафея Соколова. Ранее, 25 сентября, в селе Лучка Красноармейского уезда (современный Светлый Яр) задержали одного из главарей — Василия Соколова. Всех их обвинили в бандитизме, грабежах, обстреле пароходов, избиении и убийстве коммунистов и совработников. Начались следственные действия. Личности бандитов были установлены. Все они оказались весьма колоритными субъектами.

«Боролись с советской властью и коммунистами»

Подробную информацию об атамане Александре Луценко по прозвищу Мадревский дала сожительница Самарского Екатерина Ускова. Атаман оказался родом из села Балки (Калмыцкая Балка) — «там живут его законная жена Анна Хроменко», уроженка села Рахинка, и мать главаря шайки (ее имя записано неразборчиво). По словам женщины, Луценко в основном оперировал к востоку от Репино: Мельница, Лещево, Глушь, Кузьмичевка. Такую же информацию позже предоставил свидетель, 27-летний житель хутора Шутовка Николай Шевченко. Он сообщил следователю, что банда Луценко беспредельничала в «Хохлацко-Кисловских хуторах», то есть в хуторах, расположенных в 6–8 верстах от Репино, а также в Казенном лесу. В начале весны 1921 года Луценко прибыл с небольшим отрядом степных партизан в Займище (в Волго-Ахтубинскую пойму) из Уральских степей (так называлось тогда современное Волгоградское Заволжье). В состав отряда входили сожительница главаря, его брат и, возможно, сын. Луценко, угрожая расстрелами и сжиганиями хуторов, стал мобилизовывать хуторян в свою банду. Большая часть новобранцев была из Репино. Своим подельникам Луценко часто заявлял, что он борется с советской властью, с коммунистами. Но, как оказалось, характер банды был уголовный. Грабили и коммунистов, и обывателей. Были в отряде партизан и головорезы. Например, некто Пашка (фамилия неразборчива, возможно, Сорокин) хвалился при каждом удобном случае, что в Заволжской степи он лично умертвил 160 красноармейцев и коммунистов. Схрон атамана находился в «Собачьем хуторе» в Казенном лесу. К этому месту Луценко никого не допускал, даже собственных разбойников. Свидетели оставили описания внешнего вида атамана: «Луценко был одет в кожаный пиджак красного цвета, в черные суконные брюки и сапоги, и в шапке-рубанке».

Очень любопытна личность 27-летнего Михаила Антоновича Самарского. Рабочая профессия его «сомнительна» — «не то бакенщик, не то рыбак». Малограмотен. Семья была по меркам того времени небольшая. Отец Антон Иванович, 68 лет, мать Феодора Николаевна, сестра Акулина, 37 лет, и брат Иван, 19 лет, работавший в то время бакенщиком на казенной пристани в Царицыне. Проживала семья в Кузьмичевских хуторах Рахинской волости. Возможно, Самарский был вдовцом. Его сожительница Екатерина Ускова сообщала на допросах, что в хуторе Клетском проживала теща Михаила. Но в уголовном деле нет никакой информации о его жене и детях.

В старой армии Михаил служил до 1918 года рядовым пехотинцем в 100-м Островском полку 25-й дивизии. Был демобилизован по болезни. В Красной Армии воевал в составе Первой конной армии Буденного. Последнее место службы — Крымский конногвардейский полк 2-й бригады 4-й дивизии Первого Всероссийского корпуса. Был комиссован по болезни в феврале 1921 года. Дома не задержался, поехал «на Урал, в Рахинскую степь» (современные Ленинский, Среднеахтубинский и Быковский районы) искать работу. Арендовал там землю. Вспахал. На этом честная трудовая деятельность бывшего буденновца закончилась. В марте его мобилизовал в свой партизанский отряд атаман Александр Гаврилович Бакумов. Его помощником в банде был Анисий Белугин по прозвищу Юденич. В том же отряде тогда партизанил и Луценко. В составе банды Бакумова Самарский участвовал в налете на село Рахинка. После ограбления селян бежал из отряда. «Потому что не согласен был с тем, что они грабили, — объяснял потом Самарский чекистам причину своего дезертирства из отряда Бакумова. — Между прочим, когда они меня брали, то говорили, что они идут против грабежа и насилия. Бежавши, я жил на хуторе Кузмичевка в Рахинском Займище». Бандиты, впрочем, не оставили Самарского в покое. По его словам, его пытался силой забрать в свой отряд Бальский (Самарский постоянно на допросах использует второе прозвище Луценко).

Михаил и пастух Французов по прозвищу Вареников-Шевченко два дня скрывались от разбойников на волжском острове, но те стали угрожать родителям, и Самарский смиренно вступил в банду. Пробыл там недолго. Опять ушел в подполье. Полтора месяца прятался на острове с неким беглым арестантом Марченко. С острова они перебрались в материнский дом, где Марченко был убит и ограблен. «Ночлег некоего Марченко у матери Самарского имеет кровавый след», и подозрение падает на Самарского, — утверждал позже следователь. Но доказать причастность Михаила к этому убийству чекисты так и не смогли. Бальский-Луценко продолжил поиски Самарского. Атаман устроил погром в доме Самарских и у их соседей — «бил посуду». Главарь заявил родителям беглеца, что если тот не вернется, то он сожжет их хутор.

«Я на следующий день пришел. Он, [Бальский-Луценко], принял меня, но неделю не доверял оружие», — рассказал следователю Самарский. Бандитствовали в «Заплавинском Займище». Следователь внес в анкету Самарского его приметы: волосы русые, глаза серые. По показаниям свидетелей, Самарский в банде Луценко носил офицерские погоны и «знаки отличия старого времени». Астраханские чекисты изъяли у Самарского георгиевский крест 2-й степени, жетон «Памяти Великой войны», медальон, портрет Керенского, милицейский значок и две георгиевские ленточки. Самарский заверял следователя: все эти царско-кадетские атрибуты он выиграл в карты. А носил их так, по простоте душевной.

Двадцатилетняя Екатерина Павловна Ускова оказалась женщиной трагической судьбы. Ее семья проживала на своем хуторе, расположенном в Урало-Рахинских степях, «на Урале», как тогда называли заволжскую территорию современных Ленинского, Среднеахтубинского и Быковского районов. На хуторе хлеборобствовали отец Павел Михайлович, 48 лет, мать Варя Кирилловна, 46 лет, сноха Марфа Михайловна, 20 лет, две сестры Мария и Настя и брат Степан, 12 лет. Старший брат Иван служил на флоте. Его служба стала причиной постоянных налетов степных партизан на хутор Усковых. Бандиты считали Ивана коммунистом. «Отобрали [бандиты] у нас хлеб, обязывали нас, чтоб мы их кормили: хлебом, молоком и всем, что есть в хозяйстве. За каждый раз указывали, что брат служит во флоту, а поэтому коммунист и тоже грабит кого следует. Донимать бандиты стали с самой весны [1921 года]. Особенно на меня нападали братья Самарские, однофамильцы мужа, не родные [ему]», — откровенничала на допросе Екатерина Ускова. Чтобы избавить семью от разбойничьих притеснений, девушка согласилась стать сожительницей Михаила Самарского, который во время бегства из степного отряда Бакумова забрал ее с собой в Волго-Ахтубинскую пойму. «С ним и поехала как с мужем, фактически невенчанная, в Займище, — рассказала Екатерина Ускова о своем переходе на нелегальное положение.

Большой интерес вызывают фигуры Василия Ивановича Соколова, Филиппа Григорьевича Олейникова и Афанасия Тимофеевича Солодовникова. Они были представителями советской власти в Займище: первый возглавлял Совет хутора Репино, второй работал его секретарем, третий имел опыт службы главой Совета. Все трое попали в банду Луценко по принуждению, но потом «втянулись» и «впоследствии выявили свои физиономии». Малограмотный 28-летний Василий Соколов во время Gервой мировой войны служил в 13-м Финляндском полку рядовым пехотинцем. 21 августа 1915 года он попал в плен к немцам. После возвращения из плена вернулся в Репино, зарабатывал на жизнь рыболовством, был членом Губрыбы города Царицына. Был женат на Миланье Ивановне, воспитывал семилетнюю дочь Анну. Приметы: глаза карие, волосы черные. В банду Луценко вступил 15 сентября.

Филипп Олейников был младше Соколова на три года. Родом он был из хутора Лещёв. До революции занимался скотоводством. При Керенском служил рядовым в 156-м запасном стрелковом полку. Был комиссован по болезни. При большевиках значился в 1-м Советском батальоне города Царёва, позже попал в 6-й крестьянский полк. На фронте воевал с мая 1920 года. В 1921 году Филиппа комиссовали по болезни, он вернулся на родину, женился на 18-тилетней уроженке Репино Валентине и перебрался на жительство к ее родителям.

29-летний малограмотный Афанасий Солодовников по кличке Панас был женат на Александре Дмитриевне, воспитывал двоих малолетних детей (Прасковью и Василия), имел на иждивении родителей. Числился чернорабочим. В старой армии служил рядовым. После демобилизации семь месяцев просидел дома, из них три месяца был членом хуторского cовета и три месяца его председателем. В Красной Армии служил с самого начала Гражданской войны: сначала в 1-м Донецком полку, затем в Первой конной армии Буденного. В мае 1921 года вернулся в Репино в бессрочный отпуск, и 19 сентября атаман Луценко «силой взял его в банду».

Были в банде Луценко и другие репинцы с опытом службы в армии. 27-летний малограмотный холостяк Василий Егорович Тищенко служил в старой армии рядовым 248-го стрелкового запасного полка. На фронт не попал. После демобилизации устроился в Самаре в команду телеграфистов-телефонистов. Был уволен по болезни. В 1918 году он устроился в Среднеахтубинскую красную милицию, служил также в Опродгубе снабжения войск Царицынской губернии. Ушел в «срочный отпуск» до 16 сентября 1921 года, но в милицию не вернулся, так как в последний день отпуска был насильственно мобилизован атаманом Луценко в отряд партизан.

Интересна и судьба другого вояки — 26-летнего Александра Васильевича Оленникова. Свою трудовую деятельность уроженец хутора Репино начинал ломовым извозчиком в Царицыне. В Первую мировую войну вступил в состав 3-й запасной артиллерийской бригады, продолжил службу уже во Франции, а позже в Греции — в рядах 2-й особой артиллерийской бригады. В Россию Александр вернулся в 1919 году. После двухмесячного отпуска он был зачислен в Красную Армию: с февраля 1920 года Оленников отбирал хлеб у крестьян в составе продотряда, дислоцировавшегося в Ленинске. В мае 1921 года его отправили в бессрочный отпуск. Александр Оленников вернулся в родной хутор в семью — к жене Марии и трехлетнему сыну Андрею. Занимался хлеборобством до насильственной мобилизации его в банду Луценко.

Были в банде и совсем молодые, не искушенные в боевом искусстве люди: 18-летние Малафей Иванович Соколов и его однофамилец Михаил Тихонович и 16-летние подростки Иван Иванович Киктев и Иван Максимович Денисов. Малафей был неграмотен — подписывался в протоколах допроса тремя крестиками. Он помогал матери Александре Федоровне растить трех младших братьев Григория, Егора и Ивана и 9-летнюю сестру Марию. До революции батрачил. В эпоху Смуты зарабатывал рыбной ловлей.

Михаил Соколов имел 60-летних родителей — Тихона Кирилловича и Наталью Григорьевну — и сестру девятнадцати лет Веру. Иван Денисов был сиротой. Жил с тремя сестрами-подростками у родного дяди в хуторе Репино. Был он неграмотен, пас хуторскую скотину, занимался рыболовством.

Иван Киктев не был репинским. В банду Луценко он явился добровольно на своей лошади из хутора Громки. В Громках жили его 60-летние родители Иван Степанович и Арина Владимировна, четыре брата и сестра. «Рыболовствовал с малых лет <…> приметы: волосы русые, глаза серые», — значится в его арестантской анкете. 19-летний житель хутора Морозовка слободы Рахинка Иван Григорьевич Калачевский на допросе так охарактеризовал репинцев: «Вообще если рассматривать хуторян Репино, то большая часть из них является бандитами». Совершеннолетних разбойников отправили в Царицынскую тюрьму. Киктева и Денисова чекист Сазыкин передал под эгиду Комиссии по обсуждению малолетних преступников при губернском отделе народного образования. Фрагментарная информация, получаемая во время допросов плененных партизан, постепенно складывалась в стройную преступную одиссею.

Расцвет и закат шайки Луценко

Атаман Луценко, как рассказывалось выше, пришел со своим партизанским отрядом в дубравы Волго-Ахтубинской поймы из степного Заволжья в начале весны 1921 года. Себя он называл освободителем крестьян от большевистского ига, выступал против продналога и мобилизаций. Но политические лозунги были ординарным для того времени прикрытием грабежей и насилий. Первыми от рук бандитов пострадали косари, прибывшие в пойму на заготовку сена по заданию одного из царицынских учреждений. Вот как чекисты описывали расправу над рабочими в своих донесениях: «В стороне обитаемого бандитизма в Заплавинском Займище, что с луговой стороны Волги напротив <…> села Лучки, появились четыре бандита. В том Займище <…> работали в Казенном лесу косари <…>, которые имели живой инвентарь, как-то: быков и лошадей. При них же для обороны имелись винтовки. Бандиты стали мало-помалу грабить и отбирать у них быков, хлеб и оружие. Видя несносный грабеж, [косцы] обратились за помощью в Царицын». Для охоты на четверых бандитов в Казенный лес прибыли 40 кавалеристов. Красноармейцам удалось раздобыть фотокарточку одного из разбойников — некоего Болчакова. Имущество Болчакова каратели на его хуторе конфисковали. На этом экспедиция закончилась. Царицынский отряд расположился на ночлег в хуторе Лещевка в полной уверенности в безопасности этих мест. Там они были неожиданно атакованы крупными силами инсургентов. Оказалось, что в Займище скопилась крупная группировка степных партизан — около сотни кавалеристов. Каратели под напором превосходящих сил противника вынуждены были отступить в Царицын. Косарей бандиты забрали с собой в степь. Больше их никто не видел. Из губернского центра в Казенный лес выдвинулся новый отряд карателей в 20 кавалеристов и 60 пехотинцев. Они не смогли выйти на след разбойников и вернулись в Царицын. Представители местных хуторских властей вынуждены были бежать в волостной центр. Спасаясь от зеленого террора, в Красную Слободу эвакуировался и Репинский сельсовет: председатель Василий Соколов и его секретарь Филипп Олейников. В это время в Репино заявился атаман Луценко и его товарищ — некий Пашка. К ним вскоре присоединились еще четыре степных партизана, а спустя пять дней в хутор прискакали два кавалериста в сопровождении двух тачанок, которыми управляли две «бандитские бабы». Разбойники ограбили дом бывшего председателя хуторского совета, а ныне царицынского чекиста Черевичкина. Та же участь постигла и дома его тестя и сына.

Александр Луценко прибыл в Красную Слободу для переговоров с военкомом Авериным — обещал прекратить грабежи. Василий Соколов и Филипп Олейников в сопровождении двух агентов по сбору продналога вернулись в Репино. Созвали собрание, избрали комиссию по сбору налога. Но тут на заседание явился атаман Луценко и велел Соколову передать военкому Аверину пакет. В нём содержался приказ атамана с запретом собирать с крестьян Займища продналог. Луценко также объявил собравшимся, что его партизаны ограбили местных милиционеров, и так они будут поступать со всеми представителями власти. Секретаря Оленникова и двух агентов Луценко арестовал. Одного из пленников он лично избил на глазах хуторян. Оленникову удалось бежать в Красную Слободу. Он искал помощи в Царицыне. Но вынужден был вернуться в разбойничье гнездо. Луценко принудил его вступить в банду, также угрозами расправы и уничтожения хуторов атаман мобилизовал в свой отряд председателя Совета Василия Соколова и репинскую молодежь. Позже Иван Киктев рассказывал на допросах, что в ядре партизанского отряда Луценко в то время было девять человек: шестеро местных «Покровско-Половецко-Рахинских», из них двое уроженцев хутора Ямы — Бурханов и Гребенников, седьмой — Луценко, восьмой — Пашка и девятый — неизвестный степняк. Забрав в отряд репинских, атаман повел банду, насчитывающую 23 человека, на пиратский захват судов на Волге. 16 сентября по дороге к Волге разбойники забрали у полещика (лесника) лошадь. Полещик (с неизвестной фамилией) не захотел покидать свою лошадь — пошел с бандой. Там же, в Казенном лесу, к ним присоединился Михаил Самарский. В его тачанке находилась подруга Ускова и неизвестный мальчик, вооруженный винтовкой. К вечеру вышли к берегу Волги. Разместились у кромки воды цепью. Послышался шум двигателя: в ста саженях от берега вверх по течению буксир толкал две баржи. Грянул залп. На мостик вышел испуганный капитан и в рупор спросил: «Куда сдавать? Прямо к берегу или сделать поворот?» Луценко приказал: «Делай поворот!» Капитан, делая поворот, уклонился от пойменной стороны берега к горной. Луценко грязно выругался — первая попытка взять на абордаж судно провалилась. Вскоре показался пассажирский пароход. Он также шел в сторону Астрахани. Бандиты вновь рассыпались в цепь. Но тут правый фланг отряда поднял тревогу. Им привиделась в лесу кавалерия карателей. «Все побежали до своих коней», — вспоминал на допросе Тищенко. Бандиты ускакали в полном беспорядке версты за три от берега. Вскоре разведка донесла, что паникеры приняли за кавалеристов дубовые пни. Вернулись вновь к Волге.

Уже в сумерках заметили третий пароход, шедший вниз по течению. Гурьбой бросились ему навстречу, сделав по судну один залп. Стали махать шашками, требуя от капитана приблизиться к берегу. Когда пароход поравнялся с разбойниками, они открыли по нему беглый огонь, призывая остановиться. Пароход от бандитов отделяла коса. Поэтому Луценко приказал Соколову, Бурханову, Гребенникову и Петьке на лодке взять пароход на абордаж. Капитан скомандовал машинному отделению «полный вперед», и судно легко оторвалось от лодки с неудачливыми флибустьерами.

Пираты-неудачники отправились в хутор Шутов, где забрали у селян двух лошадей, избили несговорчивого старика, забрали у него яблоки и разбили ему окна в доме. В Шутове по предложению Мирского Алексея заехали к бакенщику «для его мобилизации». Но того дома не оказалось. Луценко приказал жене бакенщика передать мужу, чтоб тот явился в его отряд, «иначе его найдем и тогда сурово поступим», — вспоминал на допросах Самарский. В соседнем хуторе Шутовке Луценко приказал мобилизовать в отряд местного жителя Николая Шевченко, недавно демобилизованного из армии. Когда тот наотрез отказался вступить в банду, 27-летнего красноармейца жестоко выпороли плетками. В дубраве налетчиков встретил Иван Киктев. Ехал он на своем коне без седла и без оружия. Парень был напуган угрозами атамана, поэтому решил «добровольно» вступить в отряд инсургентов. Из темного леса разбойники вышли на скошенные поля и направились на ночевку в хутор Криуши. Выспаться, впрочем, им там не довелось. Хуторяне сообщили Луценко, что из Заволжья, с Булухты приехали к нему «делегаты» — степные партизаны. Прибыли они с предложением воспользоваться амнистией и сдаться властям. Остановились «гости» в соседнем хуторе Щучий. Разгневанный Луценко решил расстрелять предателей. Он крикнул: «По коням» — и разбойники направились галопом разыскивать булухтинских «делегатов». В хуторе Щучьем они никого не нашли: степные партизаны спешно скрылись, оставив две тачанки и четырех лошадей. Луценковцы забрали трофеи и вернулись на ночлег в Криушу. Утром явился посланник с запиской. Спустя час в Щучьем состоялись переговоры с визитерами из Заволжья. Участвовали Луценко, Василий Соколов и Тищенко. Главарем отряда степных партизан оказался Иван Белухин, помощник атамана Бакумова. Он вновь озвучил предложение воспользоваться амнистией. Но Луценко категорично возразил и заявил: «Так как вы сдались большевикам, то вы красные». Восьмерых посланцев обезоружили и повели на расстрел. На пятой версте степнякам удалось уговорить Луценко освободить их и вернуть оружие. Атаман сжалился, и два отряда разошлись на перекрестке дорог: степняки ушли на Булухту, а луценковцы отправились сначала в Репино, а затем — в Казенное Займище пасти лошадей. В хуторе Боруны отряд разделился. Прошел раздел хлеба: Луценко забрал всю муку для «ядра» банды в 8 человек, репинцам же отдал по полтора мешка зерна каждому. Позже они ее смололи на мельнице.

«С тела стащили сапоги, а квартиру ограбили»

Разбойники разошлись по своим квартирам, а «ядро» банды скрылось в неизвестном направлении. Перед уходом Луценко назначил дату и место встречи. Ему нужно было время, чтобы провести разведку и разработать план следующей разбойной операции. Через несколько дней шайка собралась на сходку. Атаман озвучил следующий план: захват Покровки — крупного села, в котором имелся отряд самоохраны в 15 человек. По слухам, у чоновцев был пулемет, который можно легко отобрать, если действовать решительно. В ту же ночь 23 разбойника в боевом порядке, цепью вошли в село. Конечная цель атаки — церковь. На окраине встретили бабу. Та заявила, что никакого отряда самоохраны в селе нет, но имеются два милиционера. Она любезно указала на хаты, в которых те проживали. Постучали в ворота. За ними баба поинтересовалась, кто. Когда последовала ругань, женщина расплакалась и не открыла ворота. Тогда Луценко «махнул через забор» и впустил во двор бандитов. Женщину избили. Начался грабеж. Милиционера вывели из дома и поставили лицом к стене. Второй страж порядка попытался скрыться, но баба Луценко его заметила, и он был пойман в саду. Вскоре привели местного коммуниста. Милиционерам и члену партии предложили вступить в банду. Согласился только милиционер Гужбенко. При этом на допросе Самарский рассказал, что Бальский (Луценко) хотел расстрелять сдавшегося милиционера, «говорил, что он от нас убежит» <…> Но я его отстоял, посадил к себе в повозку», — вспоминал Самарский. Отказавшихся уложили на козлы и стали пороть.

Предатель сообщил, что коммунист — местный председатель совета. В избиении представителя поселковой власти принимали участие Луценко и бывший «коллега» плененного Василий Соколов. Атаман при каждом взмахе плетью в исступлении кричал: «Запорю до смерти». Когда плеть ложилась на окровавленную спину истязаемого, Луценко приговаривал: «Вот тебе продналог! Вот тебе яйца! Вот тебе масло! Вот тебе контрибуция!» На допросах Михаил Соколов вспоминал, что во время избиения председатель молил экзекуторов: «Товарищи, пощадите! Дайте передохнуть!» На что Василий Соколов «топал ногами и ругался скверными словами». Он кричал: «Запорю насмерть!» Когда истязаемый потерял сознание, с него стащили сапоги, а квартиру его ограбили — «забрали один пуд муки и калач». Обчистили также закрома двух других покровских граждан. Они лишились белья, одежды, трех винтовок и четырех мешков пшеницы. По свидетельству того же Михаила Соколова, милиционер, вступивший в банду, находился всё время при Луценко, так как «хорошо играл на гармони». Погрузив награбленное добро в телеги, разбойники вскочили на коней и нестройной гурьбой выехали из села. У самого леса прогремели два выстрела. Пули одна за одной пролетели над головами бандитов, вынудив их пригнуться в седлах. Луценко спешил всадников и заставил их прочесать местность. Вскоре из кустов выскочил человек. Отстреливаясь, он бежал к Волге. У берега он бросил в воду ненужную винтовку и в одежде нырнул в холодную воду. Тищенко и Самарский бросились в лодку. Тищенко греб. Самарский же пытался саблей «вынуть» человека из воды. После нескольких ударов саблей человек ушел на дно. На допросах Самарский утверждал, что несчастного из винтовки убил Тищенко. Тищенко же утверждал, что в его винтовке не было патронов, и человека зарубил Самарский.

Из Покровки банда направилась в Казенный лес. По дороге в хуторе Боруны разбойники забрали у селян арбузы и калачи. А у пастуха-полещика «мобилизовали» двух баранов из стада. В Репино под стогом сена во дворе отца Филиппа Оленникова — Григория спрятали мешки с пшеницей. Родственники бандитов сообщили, что красные каратели переправились через Волгу и расположились на Кузьмических хуторах. В хуторе Клетском атаман покинул отряд — уехал варить обед в Лещевку. Партизаны же, остановившись у тещи Самарского, приступили к позднему ужину и разделу награбленного имущества. С вступлением в отряд милиционера Гужбенко его численность выросла до 30 партизан. Атаман решил разделить отряд на два взвода. Командирами взводов он назначил местного Тищенко и заволжского партизана Ставропольского. Наутро Луценко озвучил свою задумку. Он мечтал создать свой крупный партизанский отряд для борьбы с советской властью в родном ему Царицынском Заволжье. В Займище он хотел оставить свою базу со схронами в Казенном лесу и отрядом из местных хуторян. Командиром этой шайки он предложил назначить авторитетного в этих местах Василия Соколова. Такое предложение весьма польстило бывшему председателю хуторского совета. На радостях новый атаман милостиво разрешил мобилизованному в Покровке милиционеру Гужбенко покинуть отряд. Тот прямо заявил, что собирается отправиться в Ленинск, чтобы вновь устроиться в милицию. Для установления связи со степными партизанами атамана Быкова отряд направился в Заплавнинское и Рахинско-Ахтубинское Займище. Но инсургентов там не нашли. Расстроенный Луценко начал зверствовать. На одном из хуторов он в ультимативной форме приказал хозяину привести назавтра двух породистых рысаков. Когда тот отказался, последовали угрозы и битье посуды. Следующие два дня банда провела в зоне ериков. В хуторе Тумак они отобрали у местных жителей три лошади. Здесь Луценко вновь поделился с подельниками своими планами на ближайшее будущее: местные разбойники должны были выбрать себе командира, ядро же банды (8 выходцев из Заволжья) во главе с Луценко отправится в центр повстанчества — к озеру Булухта — на зимовку. Луценко ушел со своими сподвижниками в Рахинское Займище отбирать приглянувшихся ему рысаков. 13 репинцев провели совещание в хуторе Клетском, на котором выбрали атаманом бывшего главу сельсовета Василия Соколова. Самарский, Оленников и Денисов съездили к «дезертиру» на Поленевские хутора и привезли оттуда винтовку и сто патронов. В Клетском позаимствовали два седла. Пополнив свой боекомплект, репинские разбойники под командой нового главаря отправились грабить жителей хутора Закутский. Во время ограбления возник инцидент с местным стариком. Он стал отбирать у Михаила Соколова свой шарф и попытался испугать налетчиков. Он позвал своего внука и громко приказал ему: «А ну-ка, позови солдат». Василий Соколов, Филипп Оленников и Киктев избили старика — в кровь разбили ему щеку. Михаил же Соколов в это время бегал по хутору в поисках гармони. Затем злодеи ограбили девушек — забрали у них белье и одежду. После налета разбойники отправились в Репино, «что называется, обогащать свой дом». Выехав из Закутского, они в поле обменяли у косцов двух своих уставших лошадей на свежих. В дороге подельники по-братски разделили награбленное и тут же стали обменивать и продавать друг другу доставшиеся им при разделе вещи. Так, Самарский из-за того, что его «бабе нечего было носить», приобрел для Усковой шарф и две юбки. Войти в родной хутор банда не смогла, так как, по данным сходившего в разведку Тищенко, в Репино их ждал отряд карателей. Разбойники отправились в лес «по прозванию Угол». Дважды в сумерках отправлял Василий Соколов разведчиков в родной хутор, и оба раза оказывалось, что чекисты уходить из Репино не собираются. Отправили лазутчиков в хутор Лещевка, остальные же остановились сумерничать в хуторе Глушь. Но там не оказалось продуктов питания, поэтому банда решила навестить своего старого знакомого полещика. У лесника потребовали барана и полведра кислого молока на ужин. Жена егеря подняла крик: «Караул, грабят» и тут же была отхлестана плетками. За избиением матери наблюдал ее сын-красноармеец, пришедший домой в отпуск. Бандиты решили его мобилизовать в свою шайку. «Тот отказался, говоря, что хочет пожить [дома] хотя бы два дня». Ночевать пришлось в сыром лесу. За ужином Тищенко предложил смелый план: сделать со всех сторон налет на Репино и «произвести панику среди красных». Но после недолгих прений атаман Соколов отклонил его предложение, так как в отряде было очень мало патронов. Не хватало в отряде и взаимного доверия. Началось его разложение.

Агрессивен, мнителен, мстителен

Ропот среди репинских членов банды Луценко начался после ограбления жителей Покровки. Избиение представителей власти, грабежи и, наконец, убийство коммуниста — всё это грозило участникам расправы и их подельникам расстрелами. Планы Луценко, которые он при каждом удобном случае излагал своим подчиненным, не внушали оптимизма репинцам. Перспектива провести зиму в партизанском подполье — в лесных и тростниковых логовищах, на холодных чердаках в хатах озлобленных родственников, в постоянном бегстве от назойливого преследования карателей — всё это совсем не привлекало новоявленных инсургентов. Атаман пугал их своей неврастенией. Он был агрессивен, мнителен и мстителен. Он не терпел возражений и никогда не сомневался в своих сумасбродных приказах. Александр Луценко мнил себя хозяином Займища: местные жители и подчиненные ему разбойники были запуганы, хуторские власти ушли в подполье, а волостная власть на переговорах заглядывала атаману в рот. Амбиции главаря подогревались временными удачами банды и отсутствием крупных карательных операций властей в этом районе в сентябре 1921 года. В конце концов, Луценко совершенно потерял связь с реальностью и утратил чувство страха. Неудивительно, что развязка наступила столь стремительно. Не обращая внимания на донесения разведки и местных жителей о том, что Репино окружено красной кавалерией 80-й бригады и чекистами, Луценко часто наведывался в этот хутор. Отец Филиппа Оленникова Григорий через сына вступил в переговоры с молодыми репинскими членами банды. Он сообщил им, что в хуторе чекисты создали отряд самоохраны. Командир дружинников чекист Черевиченков предложил через посредника заманить Луценко на ночлег в Репино. В случае его успешной нейтрализации все участники заговора будут амнистированы. Тищенко и разбойная молодежь согласились сразу, «потому что больше не хотели скрываться по лесу». Первая попытка ликвидации атамана не увенчалась успехом. План той операции разработал Тищенко. Он узнал, что в Репино прибыл отряд ЧК. В хутор послали Филиппа Оленникова для связи через его отца с чекистами. Лазутчик сообщил карателям, что банда ночью зайдет в хуторские сады. Если из садов послышится игра гармони — значит, Луценко с ними. И нужно будет дождаться ночи, чтобы напасть на него, когда он уснет. Для переговоров выйдет к чекистам Тищенко — он будет курить сигарету. «Можно было ожидать удачного исхода, но разнесся неверный слух о том, что Тищенко [неблагонадежен и хочет заманить чекистов в ловушку. — В. Я.]». Чекисты, осознавая свою малочисленность, испугались и отступили в хутор Лучка. Появились подозрения и у атамана. Луценко организовал за Тищенко и его подельниками слежку. В результате атаман, его жена и сын на трех тачанках в сопровождении восьми кавалеристов ушли в леса Погроменского Займища.

Тищенко отправил Филиппа Оленникова к чекистам в Лучку с новым планом. Сам же отправился в хутор Жадовой на встречу с репинским отрядом Василия Соколова. Впрочем, заговор против атамана, переговоры с чекистами не помешали Тищенко принять участие в грабежах в хуторе Закутском. Более того, тех подельников, которые намекали на уход из банды, Тищенко запугивал: сожгу хутор, уничтожу имущество. Вскоре отряд Луценко вновь явился в Репино. В этот раз чекисты не оплошали. В ночь с 21 на 22 сентября одиссея атамана закончилась.

Следствие и приговор

В октябре все арестованные члены банды Луценко, кроме подростков, находились сначала в предварительном заключении в астраханской тюрьме. В ноябре их перевели в Царицынские застенки. Пока они на допросах давали показания, их родственники и земляки пытались оказать узникам помощь.

Во время допросов подследственные сообщили чекистам о своем подельнике, который снабжал банду Луценко оружием и патронами, а также ведал разбойничьим схроном. Им оказался 40-летний плотник-хлебороб из хутора Поленевка Прохор Федотович Байбаков. В начале октября чекист Черевиченков отправил губернскому начальству запрос на арест Байбакова, чтобы «сделать тонкое дознание, где он брал винтовки и снабжение бандитов патронами тово самого Луценку, и у нево должен быть склад награбленных бандитских вещей». В тот же день ордер на обыск и разрешение на арест были получены, и Черевиченков отправился с отрядом самоохраны в хутор Поленевка. Во время обыска в хате Байбакова были обнаружены 25 патронов. Сам он отсутствовал дома. Сразу арестовать его не удалось. Но скрывался он недолго.

22 октября Прохор был схвачен и доставлен в царицынскую тюрьму. «Ничего не знаю. Сам в бандитах не был, связи с ними я не имел. Найденные патроны принес с фронта», — твердил он на допросах. Последнее общение Байбакова со следователем прошло 23 ноября. 6 декабря Прохор Федотович умер в тюремной камере от истощения «на почве острого энтерита [воспалительного заболевания тонкой кишки. — В. Я.]». Его тело было захоронено в общей арестантской могиле.

26 декабря губернское чека передало уголовное дело № 136 в ревтрибунал. Суд над репинскими разбойниками состоялся 3 марта 1922 года. Александр Олейников, Малафей Соколов, Василий Тищенко, Афанасий Солодовников, Филипп Оленников, Михаил Соколов и Екатерина Ускова были амнистированы и 4 марта вышли на свободу. Василия Соколова приговорили к трем годам тюрьмы с зачетом срока предварительного заключения. Суд сразу же сократил ему этот срок по амнистии наполовину. Отъявленного разбойника Михаила Самарского председатель суда Слепцов приговорил к высшей мере наказания, но тут же его амнистировал, заменив расстрел на пять лет тюрьмы. 23 ноября оба приговоренных были вновь амнистированы: Соколову сократили срок отсидки еще наполовину, а Самарскому — на треть.