«Образец быдлячества» — так волгоградка Виктория Фоменко называет классический пример советского человека, сделавшего центром вселенной себя самого. Как найти общий язык с представителями известной касты и не заразиться наплевательским отношением ко всем вокруг, читайте в её авторской колонке.
Всё-таки советский человек — это какой-то неистребимый образец быдлячества и принципиального, органичного, проросшего в кровь и кости наплевательства по отношению ко всему и всем, что обитает вокруг. Без преувеличения: одна из самых ненавидимых мною черт.
Вот, скажем, сегодня. Постирала я малёхо одёжки, и, поскольку на дворе — жаркое лето, с лёгкостью душевной вынесла все это сушить на улицу. В доме это всё будет мариноваться на сушилке весь вечер и ещё ночь. Во дворе — уже через пару часов можно снимать готовенькое. Плюс тридцать в тени — они, как бы, решают.
Развесила.
Возвращаюсь домой. Вхожу в кухню — и тут же вижу в окно: из соседнего дома, из подъезда, выходит бабуленция. В одной руке у нее — небольшой такой коврик, в другой — выбивалка. Идёт она, значится, прямиком к низенькому заборчику детской площадки, рядом с которым (серьезно — в метре!) — висит моё бельё. Кладет, ничтоже сумняшеся, этот коврик на заборчик. И, как ни в чем ни бывало, принимается стучать по нему выбивалкой.
Разворачиваюсь. Иду в коридор, переобуваюсь. Выхожу.
— Уважаемая соседка, — говорю я, подойдя. — Здравствуйте. Не выбивайте, пожалуйста, здесь ковёр. Видите, тут сушится белье. Вся эта пыль сейчас будет здесь, на мокрой одежде.
Она смотрит на меня недовольно, бормочет что-то, даже отдаленно не напоминающее ни «здрасьте», ни «извините». Топчется некоторое время рядом с ковром и оградой. И, когда я поворачиваюсь и ухожу (ну как, — отхожу на десяток метров), — она хватает свой ковер — и перетаскивает его... на скамейку, стоящую прямо на детской площадке. Туда, где мы, мамы, во время прогулок с детьми, пардон, попами сидим.
И давай обратно по нему выбивалкой. Дубасит, значит, старается.
Вот знаете. Не хочется ни в малейшей степени ни говорить ничего дурного, ни — тем более — обобщать. Но странное дело: именно такое отношение — «да любись они все с высокой колокольни, все окромя меня!» — я очень часто встречаю именно у старшего поколения. По иронии судьбы, именно эта категория граждан повсеместно и ревностно требует к себе уважения; но сами они, удивительное дело, ни уважать, ни кого-либо вообще принимать всерьёз не желают. Да что там: банально не готовы.
Не далее как неделю назад один из знакомых пап, постоянно гуляющих тут же, на нашей площадке с детьми, рассказывал мне, как ругался и прогнал другую такую же старуху, которая — «ты представляешь, идёт и тащит пакет с мусором! из дома! и кидает его прямо тут, на детской площадке, в урну! Я стою рядом — и офигел. Спрашиваю: вы что делаете, женщина?! Вон, в конце двора — мусорка! А она мне в ответ: а я, говорит, до туда не дойду! Ага! — я говорю, — до магазина, блин, доходите, а до помойки не дойдёте?! Убрать за собой!» И ничо, ты представляешь: забрала обратно свой мешок! Потащила как миленькая! Ну вот что это такое, скажи, Вик?! Что это за отношение?!»
Вот и я себя спрашиваю, что за отношение. И что, собственно, это за страшная такая штука — совок, безотносительно всяких политических штук и географических названий «шестой части суши», — который на бытовом, повседневном уровне въелся к людям в ДНК?.. Как не заразиться им, и не потащить дальше, уже в следующие поколения?..
Послушайте, дорогие. Мы ведь однажды с вами тоже будем бабушками и дедушками.
И давайте мы не будем вот так! Пусть к нам в старости возвращается то уважение, которые МЫ сами выказываем людям. Сейчас и потом.
Виктория Фоменко