Данил Чащин живет, ставит спектакли и снимает сериалы в Москве, работает с известными актерами, а родился и вырос в Тюмени, причем в неблагополучном районе. Как и все мальчишки, гонял с пацанами в футбол, прыгал по крышам гаражей и никогда не интересовался театром. Туда он попал случайно, выучив один из самых коротких стихов Пушкина. Теперь его график расписан вплоть до 2026 года. Сериал «Райцентр» (18+) с Кристиной Асмус и Иваном Добронравовым высоко оценили зрители. В работе еще несколько проектов. В эксклюзивном интервью для 72.RU поговорили с Данилом о его жизни в разбитых общежитиях и российском кино и театре.
Жизнь в родном городе как «Интерстеллар»
— Давно были в родной Тюмени?
— Недавно, и зимой приезжал на три дня к отцу на юбилей.
— Какие эмоции испытываете, когда возвращаетесь?
— Ностальгию, конечно. Приезжаю — и сразу же в дом, где провел 18 лет. Родители живут в другом месте, но я до сих пор прописан в той квартире.
— Там же ужасное общежитие.
— Кошмарное, поэтому чувства двоякие. С одной стороны, это мой дом, а с другой — уже думаю, когда его снесут, наконец-то. Общежитие еще и аварийное к тому же. Внутрь боюсь заходить. Вот сегодня как раз проезжал, смотрю, и странное ощущение. Воспоминания такие светло-горькие.
— Каким было ваше детство?
— Оно пришлось на 90-е, непростое время. Отец ездил на вахты, привозил сникерсы, прямо коробками, и это было невероятное счастье. Рос я во дворе, и, как выжил, не очень понятно. На одной из репетиций мы с Тимуром Родригезом и Мишей Башкатовым, тоже немосквичами, пришли к выводу: если дожили до 35, значит, справились.
Если нам удалось выжить и не спиться, значит, все-таки у нас что-то получилось.
Еще у меня такое воспоминание. Возле моего дома есть труба, и на ней постоянно сидят пацанчики. Каждый раз, когда приезжаю, вижу. Будто бы такой «Интерстеллар» (18+), время остановилось. Если и есть постоянство, оно у меня возле дома, на этой трубе.
— Почему считаете, что прямо выживали тогда?
— Да мы делали какие-то эксперименты страшные: прыгали с крыши на крышу, кидались камнями, ели гудрон, повисали на перилах балкона. Такое суровое детство. Я вообще как бы гопник. Большая удача, что я поступил в театральный. Моя жизнь делится на до и после. Мастер Марина Жабровец взяла меня на режиссуру и, по сути, открыла дверь в мир искусства. До поступления я не прочитал ни одной книги, не был ни на одном спектакле.
За 11-й класс аттестат троечный, я кое-как сдал ЕГЭ. И не было вариантов, куда поступать. Сказали: «Иди в театральный, потому что туда в основном девочки идут и мальчиков охотнее принимают». Я шел наугад. Выучил за ночь стих «Я вас любил», потому что он был короткий. Во мне особо не за что было зацепиться, но мастер что-то разглядела, видимо, интуитивно, а дальше уже я стал читать, смотреть и напитываться.
Зрители в регионах и в Москве
— Вы не раз говорили о том, что Тюмень — отличная стартовая площадка. Если бы вы там остались, смогли бы дальше развиваться?
— Сложно мыслить сослагательно. Не знаю, честно. Недавно в Москве я встречался с Андреем Зубовым, и он как раз, наверное, смог доказать, что можно и в Тюмени делать кино. Сняли «Папашу в бегах» (12+), причем дебют в кубе, потому что для всех: режиссера, сценариста, оператора. Они все — тюменские. Это круто. А у меня, например, был дебют с «Райцентром», но остальная команда — опытная. Подхватывали, подстраховывали, консультировали.
— У вас были постановки не только в Москве. Чем публика столичная отличается от той, что в регионах?
— Часто задают этот вопрос. Я же вижу премьерные спектакли, а потом уезжаю и дальше не знаю, кто приходит на спектакли, а премьерная публика всегда театральная. Это те, кто заранее покупает билеты, знают, читают. Вообще, даже на одном спектакле публика разная.
Театр vs кино?
— Вы успели поработать и с Константином Богомоловым, и с Кириллом Серебренниковым. Какие впечатления? Чему научились? Смогли что-то перенять?
— Это было так давно. Не то что я учился у них, скорее ходил на мастер-классы, в лаборатории, был на репетициях, мы общались. Серебренников — режиссер, которого я называю донором. Он фонтанирует идеями, сам, как художник, придумывает решения, сочиняет декорации, делает чертежи. Такой тотальный человек искусства и больше создает театр перформативный, когда спектакль является арт-объектом в целом. А Богомолов подробно, досконально, до наноатомов разбирает персонажей с актерами. И меня, скорее, влюбил в это. Благодаря ему понял, что театр делает театром работа с артистом. Ты можешь классно продумать пространство, но интерес на 15 минут. Главный спецэффект на сцене — артисты.
— Ваш земляк, Лев Зулькарнаев, который прославился благодаря сериалам «Слово пацана» (18+) и «Шаляпин» (12+), считает, что театр, по сути, не дает ту базу, которая позволит еще и играть в кино. Что думаете по этому поводу?
— Кстати, мы с ним дружим. Он хотел пойти ко мне на спектакль «Последнее лето» (18+). Написал об этом. Смешно, что Зима хочет на «Лето». И поработаем с ним обязательно. Но тут моего желания мало, нужно, чтобы роль попала, сценарий подошел, а главное, чтобы понравилось не только мне, но и продюсерам. Если обсуждать то высказывание Зулькарнаева, о котором вы упоминаете, то, мне кажется, театр учит. И там работают все хорошие актеры, которые снимаются в кино: Юлия Пересильд, Константин Хабенский, Евгений Миронов. Причем они в театре еще и как ученики: занимаются дикцией, телом. Кино же — производство, которое ограничено по времени. Ты вкидываешь идею, дальше актер должен быстро ее словить.
Кино зависит от ряда факторов. Например, мы репетировали в одной локации, пошел дождь, пришлось сцену переносить в интерьер и снимать заново. Еще многое зависит от того, насколько у актера подвижная органика: психика, тело, как быстро он может перестраиваться. Конечно, надо переключать разные режимы, потому что театр работает с энергией, он требует широкого мазка. Нужно работать так, чтобы тебя было слышно и видно на последнем ряду. А кино внешне более экономная работа.
— С кем из современных актеров вы хотели бы поработать?
— С Любой Аксеновой. Это обоюдное желание, но мы каждый раз почему-то не совпадаем по графикам. С Юлей Снигирь, и эта мечта, надеюсь, скоро осуществится. Причем не в кино, а в театре. С Ваней Янковским тоже хочется поработать.
«Печальная страна, а в ней твое окно»
— Как так получилось, что вы переформатировались в кинорежиссера?
— Было давнее желание. У меня нет образования нужного, опыта такого, но интуитивно казалось, что может получиться. И на спектакль «Живой Т.» (18+) пришли редакторы кинокомпании, посмотрели, им понравилось. Встретились, пообщались, они сказали, что хотели бы предложить снять сериал. Но моя сильная сторона — это работа с артистом и кастинг, а слабая — визуальная часть, поэтому у меня всегда есть опытный оператор. Он меня в этом смысле подхватывает.
Мы переходим в такое военное положение, когда всё решается силой, по понятиям, цена слова — смерть, цена поступка — смерть.
— Чем вдохновлялись перед съемками «Райцентра»?
— Это сериал про плен прошлого. Ты вроде стараешься его забыть, но, как бы ни старался, оно про тебя не забывает. Для меня, например, прошлое было разным: и счастливым, и горьким. Когда у нас встречи с одноклассниками, однокурсниками, появляется желание быть лучше, чем на деле. Ты будто на лбу написал себе некий статус и все остальные должны его подтверждать, а, когда этого не происходит, случается то, о чем я рассказываю в «Райцентре».
Но при этом в сериале много любви. Есть тема семьи, дома. Кстати, в «Улице Шекспира» (18+) ее будет еще больше. Это сериал про возвращение героя в цыганский табор, про жизнь на два дома, когда до конца не понимаешь, какой из них твой. Так было и у меня. Я вроде москвич и в то же время нет, но при этом уже не тюменец. И где этот дом? Важная для меня тема.
Ты приезжаешь в Москву, ищешь новых друзей, а на самом деле ищешь старых друзей. Ты пытаешься найти им синонимы, но это утопия. У моих родителей дома есть окно во двор, там ничего примечательного, но, как поется в песне ДДТ, «Печальная страна, а в ней твое окно». Это печальный дом, да, но он мой, и другого у меня нет. Там прошли мои счастливые моменты, и они часть меня. Когда я ставил спектакль «Тюмень остаться нельзя валить», одна из последних фраз была: «Где бы я ни умер: Париж, Лос-Анджелес или другой город, — в некрологе будет написано "уроженец города Тюмень"».
— Как думаете, почему вообще «заходят» такие сериалы про 90-е? Почему тема так популярна у тех, кто в это время и не жил?
— Мне кажется, мы переходим в такое военное положение, когда всё решается силой, по понятиям, когда цена слова — смерть, цена поступка — смерть. Всё молниеносно, мгновенно. Это походит на ситуацию в 90-х. Плюс очень колоритно. Какая-то ностальгия поколения.
О сериалах
— Какие сериалы сами любите смотреть? Ваш топ из последних?
— «Предложение» (18+) — про то, как снимали «Крестного отца» (18+), «Гризельда» (18+) понравился, «Сегун» (18+) — про японских самураев. Там своя колористика, фактура.
— А из российских?
— «Ласт Квест» (18+), Петр Федоров снял. Прикольный сериал, бодренький, визуально классный. «Фишер» (18+) интересный.
Нравятся «Нулевой пациент» (18+), «Хрустальный» (18+), «Лада Голд» (18+).
— Вы упоминали о сериале «Улица Шекспира». Когда его ждать?
— В этом году, думаю, не раньше осени. Идет активный монтаж. Половина серий готова, осталось еще столько же сделать. В этом сериале будет, мне кажется, много новых лиц и актерских побед.
— Над какими еще проектами работаете?
— Делаем спектакль «Денискины рассказы» (6+). Вместе с Тимуром Родригезом. Он и сам играет там, а еще — Катя Кабак и Миша Башкатов. Делаю кастинг на третий сериал, и еще в работе спектакль, но про эти проекты пока не могу рассказывать. Планы расписаны до 2026 года.
Жизнь на две семьи
— Вы и в театре, и в кино. Если бы встали перед выбором, на чем остановились бы?
— Тяжело. Что-то одно бы не выбрал, наверное. Стараюсь совмещать. Я эту фразу часто говорю в интервью: театральная сцена — законная жена, а киноплощадка — любовница. Когда одна надоест, ночую у другой. Получается, на две семьи живу. Сейчас интереснее кино, потому что что-то новое для меня. При этом в театре могу активнее проявлять фантазию, работать с артистами. В кино тоже, но там плотные графики. Когда читаю впервые сцену с артистами в театре, могу сделать ее через два месяца, когда читаю впервые сцену с артистами в кино, понимаю, что должен был снять ее два часа назад. Вот в чем разница. В театре вообще можно за день всё переделать. Прийти и сказать, мол, мне приснилась такая идея, давайте поменяем вот это местами. Когда приходишь на киноплощадку, сделать так гораздо сложнее.
— В одном из интервью вы рассказывали, что на ваш спектакль приходил Роман Абрамович, и тогда вы подумали о том, что нужно искоренить в себе раба. Если бы сейчас на вашу постановку заглянул кто-то из влиятельных людей, как бы себя повели?
— Думаю, продолжил бы испытывать волнение по этому поводу. Мы постоянно с артистами обсуждаем, кто на спектакле, будто трофеи собираем.
— Кто еще из интересных людей был у вас на спектаклях?
— Боюсь, список будет длинным. Большинство из тех, кого видел в телевизоре.
«Мне нравится называть себя провинцией»
— Финальный вопрос. За что любите и ненавидите родной город?
— Ну, банально отвечу. Конечно, нравятся люди, потому что здесь семья, родственники, много друзей. Если приезжаю, стараюсь встретиться с кем-то. Это люди, которые помнят меня еще тем подростком, который ужасно одевался, плохо говорил, прозвище, рингтон на телефоне. И позволяют сохранить адекватность, ироничность по отношению к себе, потому что иначе можно улететь, когда скажешь: «Ну вы тут, провинция, а мы…» У меня даже есть кофта с надписью «Провинция». Мне нравится называть себя провинцией. А что мне не нравится?.. Сложно говорить, я там не живу 10 лет. Уже не так слежу за процессами. Почему я уехал? Мне казалось, тут недостаточно реализации для творческого человека.
Может быть, любой город не выдерживает конкуренцию с Москвой
Я человек, которому требуется постоянное коллекционирование эмоций. Стараюсь каждый день что-то талантливое посмотреть. Тюмень — в большей степени купеческий город. И так исторически сложилось. Тут развиваются бизнес, предприятия, промышленность. В плане культуры там, будто бы не такие большие сдвиги. Вот этого мне не хватало.
Также не хватало социального лифта. Когда я окончил вуз и пришел в местные театры с предложением поставить спектакль, ни один не рассмотрел мое предложение. Местное образование не котируется. И только когда поставил спектакль в МХТ, позволили сделать то же самое в местном драмтеатре.
То есть вышло так, что ты там, где родился и учился, не очень пригодился. Будто не хватает трамплина. И многие уезжают. Все-таки отток существует. И я наблюдаю, как постепенно-постепенно тюменцев, которые стали москвичами, становится больше. Переезжают даже те, которые, казалось, никогда этого не сделают.