«Пропали ордена и медали»: в Волгограде пострадавшие рассказывают о взрыве на Университетском

Журналистов в зал суда запустили первыми, после чего через несколько минут завели Бабаяна-младшего и Лексункина — главных обвиняемых по уголовному делу. Первый, как всегда, пришел с блокнотом и ручкой. Лексункин традиционно невозмутим.

Сегодня присутствуют потерпевшие, которые не участвовали в предыдущих заседаниях. Это четыре человека: парень, девушка, мужчина средних лет и пожилая женщина. Прокуратура предлагает начать с допроса новых потерпевших. Первой к трибуне идёт Дарья Рамазанова. До взрыва она жила в первой квартире уже не существующего дома.

— Я рано утром с детьми уехала к свекрови. Около половины второго мне позвонила соседка и сказала: «У вас взрыв». Дома, когда мы уезжали, оставались отец, брат и мама. Я сразу позвонила маме. Как оказалось, что все они на момент взрыва тоже вышли из квартиры. На следующий день я приехала к дому. Туда ещё впускали, давали забрать документы. В детской комнате нашей квартиры были полностью выбиты рамы. Все было в стекле. Кровать, шкаф... Поэтому мы не забрали их. Почти вся мебель осталась в квартире.

Вопрос от прокурора:

— Вы на следствии говорили, что последней покинули квартиру.

— Нет, такого не было, — отвечает пострадавшая. На что обвинитель дает ей материалы, чтобы она проверила подлинность подписи.

— Похожа. Но это не моя подпись, — отвечает волгоградка.

Продолжается допрос.

— Я запаха газа не ощущала. Только после взрыва узнала о нем от соседей.

Представитель прокуратуры обращается к судье:

— Имеются противоречия между показаниями, которые Рамазанова давала во время следствия и тем, что она говорит сейчас.

Обвинение ходатайствует о том, чтобы озвучить показания потерпевшей, данные ею на следствии. Никто в зале суда не возражает.

Прокурор разбирается с подлинностью изложенных следователями материалов:

— Вам же давали на подпись протокол допроса? — уточняет сторона обвинения.

— Мне дали только одну короткую бумажку со словами, что надо подписать, — вспоминает девушка. — Мне надо было бежать. Из всех подписей только одна похожа на мою. Почерк не мой.

Ей снова показывают протокол:

— Нет, мне давали не такую бумажку, — настаивает волгоградка.

Допрос Рамазановой окончен. Следующим идёт ее брат Артем Гаранин, который жил в той же квартире.

— Прошло уже два года, поэтому полностью восстановить ход событий сложно, — говорит волгоградец. — Помню только, что ничего не предвещало беды. А когда все произошло, я был на работе в своем кабинете. Вбежала мама, сказала: «Срочно едем». Я ничего не понимал. Мы быстро сели в машину, поехали, встали в пробке. Видел пожарные машины, скорую. Боялся, что это у нас в квартире что-то случилось. Когда приблизился к дому, увидел, что полностью обрушилась стена.

В детской рамы были искорежены. В других комнатах стекла просто осыпались. Когда нам дали смотровой день, мы забрали свои документы, драгоценности. Столик раздвижной. Все остальное было расцарапано стеклом.

У меня хронический гайморит, поэтому запахи я ощущаю с трудом, и газа в тот день я тоже не чувствовал.

Маму, что называется, Бог отвёл. Она выходила в аптеку, которая рядом с домом, но потом вдруг решила пойти в другую. Поэтому уже находилась достаточно далеко от дома.

Следующей допрашивают Алевтину Фарапонову. Волгоградка плохо слышит и просит, чтобы говорили погромче. Женщина — соседка Гаранина и Рамазановой и жила в третьей квартире взорвавшегося на проспекте Университетском дома.

— Если вам тяжело стоять, могу разрешить сесть, — предлагает женщине судья.

— Нет, спасибо, я постою, — отвечает Фарапонова, но к трибуне не выходит.

— На тот момент я уже жила одна. Дочь с внучкой переехали к тому моменту в отдельную квартиру. Но некоторые их вещи остались у меня. В тот день я в 12:00 вышла на улицу. Вижу, закрыт только наш, первый, подъезд. Остальные были открыты. Не поняла, что такое, но не стала обращать внимание и пошла в магазин. Выйдя оттуда, села во дворе, воздухом подышать. Потом смотрю, что со стороны Панфиловской все перегорожено, стоит КАМАЗ, рабочие что-то копают.

Когда раздался взрыв, сидела во дворе. Стекла посыпались, меня обдало пылью. Перед глазами был какой-то туман, ничего не могла понять. Но потом люди набежали, я вместе с ними подальше отбежала, вдали от дома стало легче дышать. Только тогда начала что-то понимать. Люди говорили, что дом взорвался. Я вся тряслась. Честно говоря, мне до сих пор страшно.

Алевтина Фарапонова, с ее слов, запаха газа не чувствовала, но знала от соседей, что те вызывали газовиков.

— Сестра моей соседки по подъезду умерла при взрыве. Та и вызывала газовиков на протяжении несколько часов — с 7 утра до 11 утра.

Прокурор:

— Вы на следствии говорили, что квартира в собственности вашей матери.

— Нет, что вы. Моя мать давно умерла. Квартира оформлена на мою дочь.

Адвокат потерпевших спрашивает Фарапонову, точно ли она видела, что рабочие копают возле дома.

— Да, точно. КАМАЗ стоял, трактор в него грузил землю.

Тут вмешивается Лексункин.

— Я ознакомился с видео с камер наблюдения. Там видно, что в 12:44 трактор погружал землю в КАМАЗ. Это свидетельствовало, что аварийная бригада уже уехала, и приехала ремонтная, которая и вела работы.

Следующим допрашивают потерпевшего Романа Маловичко. Он также жил в первом подъезде, в 8-й квартире.

— Я был на работе. Позвонила жена, она была у мамы в четвертом подъезде. Сказала, что невыносимо воняет газом. Открыли окна — стало только хуже. Я сказал, чтобы вызывали газовиков. Сам поехал домой, сидеть с внуком. Мы были с ним в ванной, когда вбежала жена с перекошенным лицом и сказала, что дом взорвался, мама погибла. Мы сразу оделись, стали выходить, там были люди, которые говорили: «Быстрее, быстрее, дом сейчас рухнет». По словам жены, когда она забежала в квартиру к матери, увидела, что половины жилья не осталось.

Роман Маловичко говорит, что в квартире его тещи пропали ордена и медали, которые принадлежали тестю.

— Ещё были деньги, которые жена копила с пенсии матери. Где-то 300 тысяч рублей.

Маловичко спрашивают, слышал ли он какой-либо хлопок.

— Да у нас хлопки все время. То автобус горит, то ещё что-то. Мы же прямо у дороги.

Деньги из квартиры, где жила теща, по словам Маловичко, пропали.

— Я о них даже не знал, только жена. Она завернула их в полотенце. Вот когда смотрели квартиру, нашли только полотенце, без денег.

Потерпевшие Нелли и Роберт Дамаян не могут прийти на суд, т. к. живут в Калмыкии, поэтому прокурор оглашает их показания, данные следователям.

— Во время взрыва в доме были теща и дети, — сказал Роберт Дамаян. — Они не пострадали, поскольку квартира в первом подъезде. Пострадали только окна и балкон.

Супруга Дамаяна Нелли в момент взрыва была в детской поликлинике.

— Услышала громкий хлопок, похожий на взрыв. Кто-то из врачей сказал, что дом взорвался. Я сразу вышла, побежала к своему дому, увидела, что мои родные не пострадали. Торопилась поскорее вывести их, поэтому не обращала внимания на то, что происходило вокруг.

Прокурор считает, что пора приступить к допросу свидетелей. Адвокат обвиняемых предлагает допрашивать по пять человек. Судья соглашается.

Тут вдруг вмешивается адвокат потерпевших и возвращается к Артёму Гаранину.

— Сумма ущерба, которую вывел оценщик, занижена, так?

— Да. Он почему-то указал в акте не все предметы, которые я называл. Например, музыкальный центр. Сумма ущерба занижена, причем сильно.

Судья предлагает завершить заседание:

— Рассмотрение дела продолжим 28, 30 и 31 января. Просьба не пропускать заседания.

31 декабря в городе Магнитогорске Челябинской области, как и в Волгограде 16 мая 2017 года, прогремел взрыв в жилом доме. Погибли 39 человек. 14 января газ взорвался в городе Шахты Ростовской области. Под завалами нашли погибшими пять человек, спасли семерых.

На этом мы завершаем трансляцию.