«Считать деньги под бомбёжкой было некогда»: неизвестные страницы ограбления Госбанка в Сталинграде

Эвакуация мешков с ценностями под бомбежкой из горящих развалин центра Сталинграда. Огненный ад — очереди на переправу через Волгу. Оказавшиеся рядом героизм и преступная халатность. И невозможность устоять перед кражей, когда рядом кажущиеся ничьими деньги. Большие деньги. Неизвестные страницы страшного для Сталинграда дня, 23 августа 1942 года, открыл известный российский коллекционер и знаток денежного обращения в Волгоградской области Алексей Авчухов.

На казарменном положении

В середине августа 1942 года, как только линия фронта начала приближаться к Сталинграду, по всей области началась эвакуация государственного имущества и ценностей. Заблаговременно на левый берег Волги были вывезены 20 районных отделений Сталинградской областной конторы Государственного банка. Первоначальным местом базирования был назначен Ленинск в 60 километрах от Сталинграда. А вот располагавшиеся в здании № 7 по улице Володарского (сейчас на этом месте находится уютный зеленый дворик с бассейном между администрацией Волгограда и областной прокуратурой) областная контора Госбанка и городское управление Сталинградской областной конторы Госбанка оставались на месте до самого конца.

— Контора работала с клиентами до последнего дня и часа. В субботу, 22 августа, в банк зашел военный, командир, бывший главный бухгалтер «Электросбыта», и был удивлён тем, что банк работает, — вспоминала Мария Двинских, служившая тогда старшим бухгалтером Горуправления. — Он сказал, что идёт с передовой со своими раненными бойцами, а передовая, как он выразился, уже под Калачом. После того, как фронт приблизился к Сталинграду, по распоряжению управляющего областной конторой Госбанка Александра Горбунова самых ответственных сотрудников перевели на казарменное положение. Главный кассир Горуправления Иван Овчаров, главный бухгалтер Горуправления Григорий Гомазков, главный бухгалтер Облконторы Гарасевич, начальник отдела денежного обращения Никитин и начальник Горуправления Наталия Скворцова ночевали в банке и могли сходить домой только на несколько часов утром перед работой. Снимались и передавались военным домашние городские телефоны.

Бомбардировка города, начатая немецкими самолётами с 16 часов 18 минут в воскресенье 23 августа 1942 года, не прекращалась все последующие дни и ночи. Получив от управляющего конторой Госбанка сообщение о положении дел, первый секретарь Сталинградского обкома и горкома ВКП(б) Алексей Чуянов дал указание об эвакуации. В ночь на 24 августа началась подготовка ценностей и документов к отправке. В помещениях банка безотлучно находились управляющий Александр Горбунов, главный бухгалтер Горуправления Гомазков и главный кассир Горуправления Иван Овчаров.

Кроме них, еще несколько сотрудников осуществляли механизированный учёт финансовых документов, в кладовой на втором этаже работали кассиры. Гомазков и Мария Двинских, вызванная в три часа ночи к нему на помощь, готовили к эвакуации документы, укладывая их в мешки. Вызов на работу спас ей жизнь — ночью ее дом был разрушен.

Утром в понедельник, 24 августа, прибыла начальник Горуправления Наталия Скворцова. Проверенный и ответственный работник, член ВКП(б) с большим стажем, именно она сыграла значительную роль в развернувшейся вскоре детективной драме. Некоторые участники её будут расстреляны, кто-то получит значительные сроки. Сама же Скворцова тоже попадет под следствие, однако избежит наказания и уедет к новому месту службы.

В 10 часов утра ценности кладовой на сумму примерно в 30 миллионов рублей и мешки с документами учёта были подготовлены к вывозу. Всё это время продолжалась сильнейшая бомбёжка, отбоя воздушной тревоги не было, но никто не покидал своих рабочих мест.

30 миллионов в середине 1942 года были значительной суммой. Всего в период Сталинградской битвы в Николаевское отделение Госбанка, куда начиная с 6 сентября 1942 года временно перебазировалась Сталинградская облконтора Госбанка, поступило 150 миллионов рублей. Из них 50 миллионов было отправлено в Астраханскую область, 100 миллионов предназначались для ведения денежных операций в Сталинградской области.

Раздать деньги заводам

Перед отъездом по согласованию с директивными органами (так в документе. — Прим. авт.) Александром Горбуновым было принято решение выдать крупные суммы заводам Сталинграда. Это облегчало эвакуацию и обеспечивало наличие в городе некоторой денежной массы.

Примерно в 11 часов дня в банк для получения денег приехали представители завода «Красный Октябрь». Заводской кассир предъявил к оплате чек на 6 970 000 рублей. Когда наступило кратковременное затишье, мешки с деньгами были выставлены из кладовой в кассовый зал. Едва представители завода начали пересчитывать деньги по пачкам и укладывать их обратно в мешки, в соседнее с банком здание «Дома книги» попала бомба. Взрывной волной выбило стёкла, рамы и двери. Были повалены барьеры и переборки в кассе и операционном зале Горуправления, разрушен кабинет управляющего и сельхозсектор. Квартал, в центре которого находилось здание банка, был объят пожаром; горело также здание столовой начсостава, расположенное рядом с конторой.

Трое представителей «Красного Октября», бросив деньги и чек, бегом спустились в подвал. Оставленные в мешках и ещё не упакованные пачки денег управляющий, главбух и главный кассир втащили обратно в кладовую и, заперев её, тоже укрылись в подвальном помещении. Помогал им дворник Шкарупин, живший при банке и числившийся рабочим.

Бомбардировка квартала продолжалась. Заводчане отказались от получения денег и уехали. Ни один телефон в здании Госбанка уже не работал. Горбунов спешно уходит в обком ВКП(б) для связи со штабом фронта и требованием немедленно предоставить машины для эвакуации. Получив машины, он отдает распоряжение срочно грузить ценности и документы и переправляться за Волгу в Красную Слободу, а оттуда следовать в Ленинск. Погрузку начали охранявшие банк милиционеры и инкассаторы. Главный кассир Иван Овчаров и главный бухгалтер Григорий Гомазков выдавали ценности из кладовой под наблюдением управляющего, а начальник Горуправления Наталья Скворцова принимала и укладывала мешки на машины. Так как считать деньги под непрерывной бомбёжкой было некогда, мешки, оставленные кассиром «Красного Октября», завязали без повторного пересчёта. Всего неопломбированными оказались 15 мешков. Вероятно, это и стало первым звеном в цепи событий, спровоцировавших затем кражу.

Так как большинство сотрудников увольнялось, управляющий распорядился оставить некоторую часть денег для расчёта с ними за вторую половину августа. В спешке, без расписки, старшему кассиру Анне Алалыкиной под отчёт была передана сумка с 37 547 рублями — выручкой центральной кассы Военторга. 10–15 сотрудников успели получить зарплату в общей сумме тысяч на шесть. Остальные деньги, больше 30 тысяч рублей, были спрятаны в несгораемый шкаф бюджетной группы горуправления. После попадания бомбы и разрушения здания Госбанка сейф нашли уже взломанным. Однако никаких документов оформлено не было, и в дальнейшем ответственность за это возложили на главного кассира Ивана Овчарова.

Иван Овчаров и Анна Алалыкина, как и большинство сотрудников Госбанка, в мае 1942 года подписали документ, обязывающий нести личную материальную ответственность за доверенные ценности и неразглашение ряда сведений. Через год, когда Иван Овчаров уже был осужден, оказавшаяся в Новосибирске Алалыкина прислала объяснения. В них запечатлены страшные бытовые подробности августовских дней 1942 года, тех дней, когда на город и его мирных жителей обрушились германские авиационные бомбы.

— Мы присели на пол в маленьком коридорчике бюджетной группы. В это время раздался страшный взрыв, на нас посыпались камни, — описывала эти часы 37-летняя женщина. — Задыхаясь от пыли, мы поползли к выходу, забежали в кочегарку, но здесь сидеть было невозможно. Страшно бомбили, загорелось здание кирхи, и огонь перебрасывало на здание банка. Мы с кассиром Меньшиковой побежали во двор, где я жила, в подвал. Но там было так тесно, сидели все жильцы, и дом дрожал от взрывов. Сидеть было негде, и мы побежали к ней в подвал на Московскую улицу, но кругом горели здания и, задыхаясь от дыма, мы побежали в садик на Гоголевской улице, прыгнули в яму и ночевали в ней. Утром, когда немного утихло, я побежала домой взять что-нибудь теплое, но от дома ничего не осталось — все сгорело. Здание банка еще горело, подойти близко было нельзя. Около дома я встретила сестру мужа с девочкой. Она вернулась с [оборонительных] рубежей. У них тоже ничего не осталось, все сгорело. Мы опять побежали в садик. Сидели в яме до вечера, но опять началась бомбежка, и мы все четверо побежали за город. За городом во рву около кладбища, подкопав себе яму, прятались в ней. Когда через несколько дней стало немного тише, не помню точно — числа 28 или 29 августа, мы с Меньшиковой побежали в банк…

За полчаса до разрушения

Для эвакуации ценностей штабом фронта были предоставлены автомашины из состава 395 отдельного автотранспортного батальона, с красноармейцами-шофёрами Першиным и Пополитовым во главе с начальником автоколонны командиром отделения старшим сержантом Антоном Якубовским.

Автомобиль Першина «Форд» загрузили мешками с ценностями, а на машину Пополитова «Газ» —несколько оставшихся мешков с деньгами, документы и личные вещи работников Госбанка. Всего в грузовики забросили 69–70 мешков с деньгами, а сопровождать их были должны начальник Горуправления Скворцова и главный кассир Иван Овчаров в сопровождении охраны из пяти инкассаторов и 12 милиционеров.

В 13 часов 30 минут машины выехали из двора Госбанка. В банке оставались управляющий и главный бухгалтер. Через полчаса здание конторы и все надворные постройки были разрушены.

— Главное здание, включая кладовую, от прямого попадания двух бомб развалилось на две стороны — на улицу и во двор — и осело всей тяжестью в подвальный этаж, — описывалось произошедшее в докладе. Едва успевший спасти ценности управляющий Горбунов погиб под обломками здания. Вместе с ним погибли все секретные материалы по эвакуации, которые он держал при себе в портфеле. Незначительно пострадал главный бухгалтер Григорий Гомазков.

К Волге машины подошли приблизительно в 14–15 часов. Комендант переправы предложил поставить их в огромную скопившуюся очередь. Стоянка машин была недалеко от банка, и тогда Наталья Скворцова отправляет подчиняющегося ей главного кассира к управляющему Госбанком просить его добиться внеочередной переправы. Иван Овчаров выполняет это трагическое для его последующей судьбы распоряжение — он уходит и к машинам больше не возвращается.

Потом Овчаров объяснял, что, узнав о гибели управляющего, он вернулся на переправу, но машин не нашел и отправился к себе домой. Машины действительно без конца переезжали с места на место под непрерывной бомбежкой, но смягчающим обстоятельством для главного кассира это не стало. Ивана Овчарова обвинили в контрреволюционном саботаже, в том, что его побудило к возвращению лишь известие о публикации приказа о явке всех отставших от своих учреждений в райвоенкомат для зачисления в Красную армию.

Так или иначе, но за Волгой он оказался только 2 сентября, имея при себе книгу учета ценностей кладовой. Это помогло выявить хищение денег и несколько облегчило участь главного кассира. Его действия были квалифицированы как сознательное неисполнение и уклонение от выполнения своих обязанностей, в результате чего произошло хищение государственных средств. В силу сложившихся обстоятельств и по совокупности проступков Иван Овчаров получил десять лет лагерей с поражением в правах сроком на пять лет за свою служебную халатность. На его имущество попытались наложить арест, но такового не оказалось.

С деньгами через Волгу

С огромным трудом через Волгу удалось переправиться только ночью. В 1979 году воспоминания об этой переправе написала старейшая сотрудница Волгоградского отделения Госбанка Мария Двинских. Та самая 32-летняя Мария Двинских, которую в 3 часа утра 24 августа 1942 года вызвали на работу для подготовки ценностей к эвакуации.

— Поскольку в список лиц, следующих с ценностями, я внесена не была, а идти мне было уже некуда, дом, в котором я жила, сгорел ещё утром, я настояла, чтоб меня все-таки взяли, чтоб я смогла выехать за Волгу. Ответственной за эвакуацию ценностей была начальник Горуправления Наталья Скворцова, и она разрешила мне выехать на машине Тракторозаводского отделения Госбанка, которая прибыла в контору, — вспоминала Мария Двинских.

Машина была загружена документами учёта отделения. Шофёром нашей машины была женщина по фамилии Никифорова, проживающая на Красном Октябре, у которой дома со старой матерью остался ребенок трех лет. Заявив, что без ребёнка не поедет, она погнала машину домой.

Но сделать это ей не удалось. Пути проезда были перекрыты огнём. Дома от зажигательных бомб загорались молниеносно. Кем-то было сообщено, что на переправу ехать нельзя, она больше не работает, набережную бомбят, скопление машин объято огнём. Наша машина быстро двигалась по свободным ещё от огня улицам, стоять было нельзя, и только часов в 6–7 вечера мы добрались до берега Волги у центральной переправы.

Две другие машины с ценностями уже были на берегу. Переправы не было. Бомбёжка продолжалась. На железнодорожном полотне набережной в товарных вагонах рвались снаряды, дым разъедал глаза. Спастись от слезотечения можно было, только находясь у воды, смачивая глаза и лицо. Чтобы не загорелись мешки с ценностями, их поливали водой из чайников.

Ночью город представлял собой огненный котёл, в котором всё рушилось, трещало, рвалось. На реке горел пассажирский пароход, людей на нём не было видно, плыли горящие баржи с нефтью, и казалось, что горела сама вода. Укрыться нам было негде.

На левый берег Волги наши машины были переправлены после полуночи на понтонном пароме вместе с воинскими машинами. Всё было рассчитано наверняка, но вместо нашей третьей машины сбоку на паром въехал на легковой машине военный. Завязалась в буквальном смысле борьба с оружием в руках между этим военным и нашим инкассатором. Не знаю, чем бы всё это закончилось, если бы между ними не встала Скворцова, подставившая грудь в упор оружию. Лишь тогда погрузили и нашу третью машину, передние колеса которой свисали с парома.

Переправившись в Красную Слободу, нигде не ночуя, машины отправились в Ленинск, куда прибыли утром 25 августа. Наталья Скворцова, зная, что часть мешков с ценностями не опломбирована, разрешила сгрузить их с автомашин во дворе Ленинского отделения Госбанка, но не обеспечила надлежащим образом охрану. Этим воспользовались инкассаторы — 29-летняя Ольга Солодская и 31-летняя Ия Карпенко. Сговорившись с начальником автоколонны 26-летним старшим сержантом Якубовским, они похитили один мешок с ветхими купюрами разного достоинства на 170 100 рублей. Девушки были уверены, что деньги в этом мешке нигде не числятся, книг учета нет, они ветхие и списаны. Кроме того, ими была похищена пачка на 50 000 рублей, состоящая из 1000 купюр номиналом в пять червонцев образца 1937 года. Таким образом государственных денег было украдено на 220 100 рублей.

От переправы до расстрела

Так как в Ленинске и так уже было достаточно денег, исполнявший обязанности управляющего областной конторой Госбанка предложил Наталье Скворцовой отправить их в Палласовку на тех же грузовиках под ответственностью инкассатора Ольги Солодской. Деньги в мешках не пересчитывали, их принимали по биркам. Деньги, перевозимые в неопломбированных мешках, пересчитали по корешкам, то есть пачками. Ольге Солодской это показалось удачной возможностью для кражи.

Потом, на следствии, инициаторы похищения в один голос утверждали, что во время ожидания переправы деньги часто оставались вообще без охраны, так как все сопровождающие покидали машины и прятались при каждом новом налете вражеской авиации:

— Старший сержант 395-го автобата товарищ Якубовский и инкассаторы Солодская и Карпенко заявляют, что товарищ Скворцова во время ожидания очереди автомашин на переправу в Сталинграде неоднократно приказывала возвратиться в банк, — говорится в материалах следствия, — но товарищ Якубовский заявлял, что возврат автомашин грозит гибелью для всех ценностей, отказался выполнить распоряжение товарища Скворцовой и тем самым спас ценности от неминуемой гибели.

Похищенные деньги нужно было спрятать, и злоумышленники посвятили в свои планы двух водителей — Першина и Пополитова. Мешок с похищенными деньгами спрятали в ящик с инструментами на машине «Газ».

Преступление повязало этих людей. Прибыв в Палласовку, они несколько дней вместе тратили похищенные деньги, в основном приобретая продукты на местном базаре. Они не ходили в столовую, на пятерых у них был общий стол. Водители платили за одну стирку белья по 400 рублей ветхими купюрами. На это не могли не обратить внимание жители села.

30 августа Солодская купила себе демисезонное дамское пальто за 3000 рублей. Позже, уже на суде она все отрицала: «О похищенных деньгах я ничего не знала. Деньги я не брала, за пальто деньги не платила. Пальто я примеривала. Откуда взял деньги Якубовский для оплаты покупки пальто, я не знаю. Купил он мне пальто потому, что я с ним сожительствовала.

Спустя некоторое время стало понятно, что грядет пересчет эвакуированных денег. Из Сталинграда прибыл главный кассир Иван Овчаров с книгой учета ценностей. 3 сентября похитители выехали в степь и зарыли 12 960 рублей около хутора Пихлер. Это были совершенно испорченные купюры — обгорелые или имеющие кровавые пятна, которыми они побоялись расплачиваться на базаре. Остальные деньги Ия Карпенко разделила на пять равных частей — получилось примерно по 30 000 рублей каждому.

1 октября 1942 года начальник отдела денежного обращения Облконторы Госбанка Иван Никитин сообщает руководству банка и Палласовского районного отдела УНКВД о попытке обмена пачки ветхих трехрублевых купюр в сумме 300 рублей на годные. Деньги были выявлены бдительным кассиром Палласовского отделения Госбанка. Оказалось, что один из водителей — красноармеец Першин доплатил ими, меняя ботинки на сапоги. Так в деле появился первый подозреваемый.

2 октября в двух-трех километрах от Палласовки собака пастуха «Заготскота» нашла ветхие деньги, накладки к денежным пачкам и шпагат, которым эти деньги перевязывались. Старик сдал все это в райотдел милиции.

Пытаясь замести следы, похитители разъехались по разным местам, но за ними уже наблюдали. 17 октября арестовали инкассаторов, следом — Якубовского и Пополитова. Удалось скрыться лишь водителю Першину. У остальных при обысках были найдены похищенные деньги.

Суд Военного трибунала войск НКВД Сталинградской области продолжался три дня — с 16 по 18 декабря 1942 года. Рассмотрев дело в открытом судебном заседании без участия обвинения и защиты, суд приговорил к расстрелу трех человек: инкассаторов 29-летнюю Ольгу Солодскую и 31-летнюю Ию Карпенко, а также 26-летнего старшего сержанта Антона Якубовского. Остальные обвиняемые получили по десять лет исправительно-трудовых лагерей с поражением в правах сроком на пять лет.