«Мы — забытые Робинзоны с Мамаева кургана»: рассказ жильцов последних домов у подножия Родины-матери

Они просыпаются под голос Левитана и вздрагивают из-за каждого пролетающего мимо поезда. Каждый день видят из окна статную фигуру Родины-матери и ищут дрова для своих стареньких печек. Вспоминают о богатых садах и латают расползающиеся дома. О жизни волгоградцев, поселившихся практически под стенами-руинами Мамаева кургана и называющих себя настоящими Робинзонами, читайте в нашем репортаже.

Разбитая дорога после клочка свежего асфальта перед новыми высотками лучше навигатора подсказывает: до 2-й Горной улицы осталось всего несколько метров. Старенькие дома из выжженного солнцем кирпича скрываются за ширмой густого камыша. Еще более неприступной эти состарившиеся крепости делает утопающая в грязи дорожка.

— Вы пришли, и слава богу. Первые за всю зиму. Больше у нас тут никого нет, — местный старожил Юрий Иванович с ухмылкой и недоверием отвечает на каждый вопрос. Кажется, рассказ о своем доме и родной улице он не раз прокручивал в голове — оттого-то его так тяжело произносить вслух. — Раньше на нашей улице были прекрасные сады — и абрикосы росли, и вишня. Ветераны приходили, брали стакан, выпивали и начинали вспоминать: «Я вот тут сражался, а я вот тут». К моему дому прибегали зайцы — я через забор бросал им шкурки, и они собирались. Сейчас даже птиц никаких нет!

Учуяв чужаков, собаки выпрыгивают из-за старых металлических заборов и надрывно кричат. Кажется, все их возмущения — лишь разминка голосовых связок, закостеневших после долгого молчания.

— Я же работал строителем и в 1959 году возводил эти дома. Потом дочки замуж повыходили: мы им свое жилье отдали, а сами сюда переселились, — вспоминает Юрий Иванович. — Оно считалось временным — железнодорожники надеялись, что вскоре все переедут в другие дома. Как только это жилье хотели сносить, я заселился и отметил на картах новую улицу. Она ведь сначала называлась Шоссейная... Нет, Транспортная. Приехал я тогда в райисполком, а Александр Конопоткин мне говорит: «Нельзя прописываться». Нифига, говорю ему. Пропишемся. И прописались. Понравилось мне такое название для улицы: «2-я Горная». Первой-то я, кстати, и не знаю.

От живых воспоминаний о цветущих садах, на месте которых остался лишь безликий камыш, местного старожила может отвлечь лишь встреча с соседями. Оставшись Робинзонами на маленьком «острове» в центре Волгограда, они поняли: по одиночке тут не выжить.

— У тебя пленка на 24 или на 36 кадров? — поглядывая на фотографа V1.RU, спрашивает Юрий Иванович. — Флешка теперь? Видишь, как мы здорово тут от жизни отстали. Живем, дровами топимся. Выживаем, проще сказать. А это у меня, смотри, канализация выкачивается. Она называется местной — сами сделали, сами следим за ней. Кому же мы еще нужны?

— Мы писали и просили подвести нам коммуникации, поставить мусорные баки, — соседка Юрия Ивановича пытается успокоить ребенка и попутно рассказать о накопившихся проблемах. — У нас ведь ничего нет. Воду подвели своими силами, а искупаться нормально не можем. Ванной у нас в доме нет, поэтому ездим на банный день к знакомым. Недавно на свои деньги подвели газ — мы дом с соседями пополам делим. У нас теперь есть «голубое топливо», а у них по-прежнему только лишь печка. Условий, как понимаете, никаких. Вот и живем всем миром: и чиним что-то вместе, и убираем. Сейчас всё просохнет, так соберемся с соседями на уборку.

Волгоградцы со 2-й Горной — в скрытых камышом домах осталось всего три–четыре семьи — настолько свыклись с жизнью в спартанских условиях, что будто бы сжали свои планы на будущее до реальных размеров. Они мечтают о коммунальном рае, ровненьком заборе, плодородной почве — и меньше всего о переезде.

— Соседи у меня хорошие, я не жалуюсь. Тамара вот только зачем-то забором отгородилась. Но мы на нее не обижаемся — хрен поймет, что у людей в голове. Мы ко всему уже привыкли. Посмотри, хороший у меня огород? Если нравится, летом за урожаем приходи. Летом тут вообще хорошо. Да и зимой неплохо. А утро у нас как начинается... Ровно в 8:00 на Мамаевом кургане звучит голос Левитана, и я говорю: «Проснулся». А еще я каждый час слышу, как во время смены караула гремит оружие. К поездам, кстати, тоже привыкли — теперь-то они раз в полчаса идут. Раньше вот каждые пять минут и товарняки, и пассажиркие летели... Были времена.

После рассказа о несладком быте волгоградцы словно ругают себя за излишнюю сентиментальность — жаловаться на жизнь эти люди явно не привыкли. Поправляя шланг, Юрий Иванович всё чаще повторяет: «Нормально живем. Нормально». То ли мужская выдержка, то ли вселяющая силы энергетика Мамаева кургана.

— Когда мы сюда заселялись, ничего вообще не было. Один шлак на земле да старенький штакетник вместо нормального забора, — вспоминает местный старожил. — В 90-м, кстати, мы дружили с китайцами — к нам приезжали и из Пекина, и из Шанхая. Сейчас, милая моя, какие уж иностранцы? Ты уж извини меня, но если только иносранцы забредут. Переселяться я не хочу — может, молодые только о переезде мечтают. А мне куда переезжать, когда уже доски пора покупать. Понимаешь же, о чем я? Ноги не ходят, зубов нет. Тем более живу я тут всю жизнь почти. Всю жизнь, девочка.

Местные Робинзоны верят, что вскоре на их улице вновь закипит жизнь. Появятся ли тут высотки, воскреснут те раскидистые фруктовые сады — этого волгоградцы, оставшиеся на маленьком островке из прошлого, даже не загадывают.

— Когда я учился в нашем горхозе, общался с архитектором Евгением Масляевым. Тот развернул передо мной генплан и сказал: «Юра, попомни. Обязательно все эти времянки снесут и построят высотки». Но, думаю, что случится это лет через 20. Почему их не поставили после строительства нового стадиона? Этого мне уже не узнать.