Царицынский парикмахер Иван Карцев служил тайным агентом в контрразведках и красных и белых. Попытка усидеть на двух стульях окончилась неудачей — расстрелом в балке у Свято-Духова монастыря. V1.RU продолжает цикл публикаций о последних отголосках в нашем регионе большой Гражданской войны, что найдены в архивах волгоградским историком-краеведом Вячеславом Ященко.
Парикмахерских дел мастер
В два часа ночи 13 августа 1920 года у безымянного оврага недалеко от Свято-Духова монастыря в Царицыне трое красноармейцев подняли ружья и взяли на прицел неказистую фигуру с изможденным бледным лицом. Комендант отдела Реввоентрибунала ВОХР, завсектора при 1-й стрелковой бригаде Владимир Кредер напомнил оцепеневшему от страха мужчине, что Царицынский реввоентрибунал признал его виновным «в службе агентом в кадетской контрразведке» и приговорил, как предателя и изменника, к высшей мере наказания — расстрелу. Секретарь губревтрибунала Федор Савельев дал отмашку. Три выстрела прозвучали в тишине августовской ночи, поставив жирную точку в уголовном деле № 526 и в недолгой биографии заблудившегося в революции человека.
Иван Карцев был родом из крестьянской семьи, вторым поколением проживавшей в хуторе Ветчиновка Борковской волости Саратовской губернии. В 1909 году Карцева призвали в армию. До комиссования он год прослужил рядовым в 51-м пехотном полку и в армии овладел азами парикмахерского искусства. Профессия цирюльника стала основным источником его заработка после демобилизации. Обосновался Карцев в 1910 году в Саратове, где женился на девице Евдокии Федоровне. В год октябрьского переворота Иван Петрович перевез семью к родственникам жены на станцию Салтыковка Саратовской губернии, а сам отправился на заработки в Царицын.
В Красном Вердене, периодически осаждаемом белыми армиями, открывались перед начинающим парикмахером большие карьерные возможности. Сначала Карцев служил швейцаром в престижной парикмахерской Воробьева. Располагалась она в центре города — на улице Московской (современная правая сторона площади Павших Борцов и Аллеи Героев). Первое время молодого цирюльника не допускали к головам клиентов. За ножницы и расческу он взялся в феврале 1919 года на вокзале Юго-Восточной железной дороги в парикмахерской Анохина. Однажды в кресло Карцева уселся красный чиновник. Иван угадал в нем Альфреда Куса, которого раньше часто стриг в Саратове. Кус тоже опознал бойкого цирюльника. В процессе стрижки и бритья за неспешным разговором функционер легко уговорил Карцева поступить в разведывательное отделение 10-й Красной армии на должность тайного агента. Парикмахер согласился, даже не подозревая, что делает первый шаг навстречу своей неминуемой гибели.
На службе у красных
Спустя два дня после встречи в парикмахерской Альфред Кус отрекомендовал его начальнику разведотдела Александру Кравченко. Служба в разведке 10-й армии поначалу нравилась парикмахеру, тем более что его поставили на довольствие. В Царицыне он занимался слежкой за неблагонадежными и подозрительными лицами. Пару раз его отправляли в командировки в Заволжье. Жизнь налаживалась. Появилась возможность перевезти к себе семью. Но в июне к Царицыну подошла Кавказская армия Врангеля, и радужные планы разрушились. Бои в Донских степях быстро переместились к окраинам города. Отчетливо слышалась канонада. Вокзалы изредка бомбили с аэропланов. Советские учреждения эвакуировались. К организованному бегству присоединился и разведывательный отдел. В полном составе он переместился к Орудийному заводу — нынешним «Баррикадам». Началась погрузка на пароходы. От отступавших на север частей поступали скорбные вести — английские танки барона Врангеля прорвали оборону под Сарептой, вражеская кавалерия хлынула к центру городу, сметая редкие очаги сопротивления.
Парикмахер Карцев город покидать не хотел. Здесь он неплохо устроился — у него была работа, приработок, друзья. Он снимал уютную квартирку. Неизвестно, как бы он устроился на новом месте. Вероятно, поэтому цирюльник легко согласился на неожиданную просьбу начальника сбегать к их общему знакомому парикмахеру Сергею Дёмкину за оставленной у того гитарой. Путь был неблизкий. Квартира Дёмкина находилась в Зацарицынском районе на улице Камышинской (рядом с современной улицей Циолковского).
«Следуя за ненужным предметом, Карцев совершал трудные трюки через цепи своих и врагов, при этом, наверное, решил остаться в стане белогвардейцев», — записал через год после описываемых событий сотрудник реввоентрибунала, составлявший приговор в отношении парикмахера. Карцев действительно остался в городе, так как обратный путь был для него закрыт. Спустя неделю на парикмахера донесли. Его арестовала контрразведка белых: «якобы имел драгоценности». Но по недоказанности обвинения его в тот же день отпустили. Второй кляузник сообщил контрразведчикам уже по-настоящему компрометирующие Карцева сведения, поведав о его службе в разведке красных.
Ротмистр Кузук во время допроса был вежлив и приветлив. Он не бил Ивана Петровича и не оскорблял его бранными словами. После недолгих экивоков он прямо предложил Карцеву поступить к нему на службу. Привыкший к приработку парикмахер тут же согласился. «Принял (предложение ротмистра). Но вреда никому не нанес», — оправдывался потом у следователя ревтрибунала Карцев. На допросе у красных Иван Петрович назвал две причины, побудившие его совершить подлый поступок: сильное желание спасти свою жизнь и замысел бежать при первой же возможности к красным. Обе не сработали: к красным не бежал, жизнь продлил ненадолго.
На службе у белых
На допросах Карцев убеждал следователя Ревтрибунала, что, будучи агентом контрразведки белых, он продолжал верить в победу коммунизма и «всей душой был на стороне Красной армии». В связи с этим он неоднократно помогал пролетариату, подвергавшемуся преследованиям белых. В качестве примера он привел случай с неким Исааком Моисеевичем Лянзимером, которого контрразведка заподозрила в службе у большевиков. Якобы его оставили для агитации в пользу Красной армии, «за что им (Исааком) был получен аванс в 150 тысяч рублей». Обыск на квартире Лянзимера не дал результатов, и его оставили в покое. Вскоре к жене Исаака зашел агент Карцев и предупредил ее о скором повторном обыске. При этом, как потом сообщал Лянзимер ревтрибуналу, Карцев намекал его супруге, что за вознаграждение контрразведка забудет о существовании ее мужа. Правда, конкретную сумму он тогда ей не назвал. Тогда Лянзимер решил, что это шантаж и не придал словам Карцева значения.
Вскоре Исаака повесткой вызвали в контрразведку. Там следователь Кузук уже напрямую предложил ему решить проблему за 150 тысяч рублей. Подозреваемый замахал руками — таких денег сроду в руках не держал. Кузук тут же снизил сумму взятки до 10 тысяч рублей. Когда деньги были переданы, Лянзимер сообщил ротмистру, что ранее Карцев намекал его жене о взятке. Эта новость огорчила Кузука. Он в присутствии Лянзимера вызвал к себе подчиненного. Вопрос в лоб расстроил Ивана Петровича. Он уронил голову на грудь и во всем чистосердечно признался — грешен, хотел подзаработать.
«Следователь и Карцев вышли за дверь и о чем-то там стали шушукаться», — вспоминал на допросе в ревтрибунале Исаак Моисеевич.
Когда в январе 1920 года красные вновь заняли Царицын, Лянзимер нечаянно встретил Карцева в парикмахерской. «Тот просил у меня прощение за прошлое», — говорил свидетель.
Предатель и изменник
Карцев служил у белых недолго: с 13 июля по 4 августа 1919 года. Врач Кавказской армии признал его неврастеником «в сильной форме» и отправил в госпиталь № 8. После двухнедельного лечения двойного агента комиссовали. Иван Петрович вернулся к своей основной работе. Он стриг горожан и бойцов Кавказской армии. С приходом в город большевиков ничего не изменилось в его трудовой жизни, только ночные кошмары стали чаще посещать парикмахера. Страхи были не напрасны. В апреле 1920 года Ивана арестовали. Началась череда допросов и жизнь в душных застенках. 9 августа Карцеву вынесли приговор — высшую меру наказания. Спустя два дня он был утвержден на заседании президиума Царицынского губернского исполкома. Еще через двое суток в балке у Свято-Духова монастыря тридцатиоднолетний жизненный цикл Ивана Петровича Карцева был преждевременно прерван.