«Его могли выкинуть на помойку»: убитая горем мать требует найти тех, кто выкопал тело ее нерожденного сына

В Волгограде мать двоих детей ищет виновных в незаконной эксгумации ее третьего, так и нерожденного ребенка. По ее словам, полицейские вскрыли могилу, в которой захоронены прабабушка вместе со своей дочерью, а также мальчик, погибший в результате прерванной беременности. Корреспонденты V1.RU рассказывают о семейной трагедии, о которой стало известно после обнаружения на Краснооктябрьском кладбище свежей могилы с десятью гвоздиками и детской игрушкой.

Напомним, 17 марта пресс-служба региональной полиции сообщила что в ходе обхода территории Краснооктябрьского кладбища по улице Менделеева на участке № 4 была обнаружена могила с визуально свежим захоронением. Обращений в администрацию кладбища о захоронении на данном участке не поступало. Собственника места захоронения нет. Проводится проверка.

На свежем холмике земли лежали десять гвоздик и детская игрушка. Полиция сообщала, что работает на месте происшествия и выясняет точные обстоятельства появления захоронения.

У Анны Ивановой (имя изменено по ее просьбе. — Прим. ред.), для счастливой жизни было всё. Любящий муж, с которым она живет с 18 лет и которому она родила двоих мальчишек. Одному из них сейчас четыре года, второму пять. Девушка всё свое время отдает семье — ухаживает за детьми, водит их на кружки, следит за домом. В прошлом году супруги решили завести третьего ребенка.

— 22 октября я узнала, что беременна, — вспоминает Анна Иванова. — Это была не новость, не удар — беременность была запланирована. Перед ней мы проходили всех врачей, полностью проверили свое здоровье. Это был желанный ребенок. Я встала на учет в женскую консультацию, вовремя сдавала все анализы, в общем, посещала всех врачей, чтобы всё сделать правильно. Беременность протекала идеально, все показатели были в норме. 15 февраля я пошла на плановый скрининг во второй перинатальный центр в Советском районе. Срок уже был 20 недель и 3 дня. На процедуре у ребенка выявили множественные пороки развития головного мозга, в том числе кисту. Мне было порекомендовано прервать беременность. Я была в шоке. Супруг тоже.

Чтобы удостовериться в точности диагноза, девушка пошла к другим врачам. Все говорили одно и то же: «У ребенка патология, несовместимая с жизнью». Точку поставил консилиум врачей перинатального центра — последняя инстанция, куда обратилась Анна Иванова. Специалисты дали заключение — прогноз на жизнь ребенка неблагоприятный, беременность необходимо прервать

— Сначала я не знала, что делать, — говорит девушка. — Было желание и доносить, и родить. Я адекватный человек и я понимаю, что у меня есть еще двое детей, которым нужна мама. Если бы родился больной ребенок, за которым был бы нужен уход 24/7, я бы не смогла давать должного внимания другим детям. Ребенка, которого я носила в утробе в третий раз, я его не считаю плодом, биологическим материалом или отходом. Это мой сын. Нерожденный. Если кто-то спросит, сколько у меня детей, я скажу — три. Двое живых, один мертворожденный. Мы с супругом приняли тяжелое решение — прервать беременность. Срок уже был большой, ребенок пихался внутри меня, я его чувствовала. Это было невыносимое чувство — понимать, что вот сейчас он живой, а тебе его придется убить. Не своими руками, конечно, а руками врачей.

Жизнь превратилась в настоящий кошмар. Анна перестала полноценно питаться, общаться с людьми. Ее сон длился около четырех часов в сутки. Обострились хронические болезни. После очередной панической атаки она не выдержала и обратилась к психологам.

— После того как я приняла решение прервать беременность, врачи стали относиться ко мне совершенно иначе. Когда ты беременна, тебе говорят: «Зайчик ты мой, солнышко мое, пушиночка ты моя». А когда ты решаешь прервать беременность, ты — отброс, ты — мусорное ведро, ты не можешь выносить ребенка. На вопросы, когда будет операция, меня кормили завтраками, говорили: «Ничего, потерпишь». Я напомнила врачам, на каком я сроке и чем это чревато. Да и в целом вы представляете это состояние? Невозможно жить с мыслью, что ты скоро убьешь своего ребенка. И ты не знаешь, когда это произойдет. Я сказала: «Вы что творите? У меня уже 21-я неделя!» И тогда меня за сутки подготовили к операции и всё сделали очень быстро.

18 февраля Анне позвонили из женской консультации и сказали, что ее готовы направить в 25-ю больницу на операцию. Получив направление, девушка поехала в медучреждение одна. Муж волгоградки был в командировке. Мама оставалась с детьми. Операцию назначили на 19 февраля, но из-за нескольких экстренных пациенток отложили на следующий день. Утром 20 февраля Анну увезли в операционную.

— Я заранее попросила анестезиолога, чтобы он меня не усыплял полностью. Я хотела увидеть своего ребенка, — вспоминает девушка. — Я просто изначально думала, что после операции у меня его заберут, и я никогда больше его не увижу. Пусть он маленький, недоношенный, пусть они его считают биоматериалом — это мой ребенок. Анестезиолог мою просьбу выполнил, но в ходе операции мне стало плохо, и я отключилась. Проснулась я только в палате. Я этого не помню, но мне рассказали, что пока я отходила от наркоза, я час держала анестезиолога за руку и просила показать ребенка. Он мне говорил, что во время операции мне три раза его показывали, что я просила дать мне его поцеловать и целовала. Я кричала: «Покажите мне его, дайте обнять, дайте поцеловать, дайте проститься». Чтобы я не мешала врачам вот в этом состоянии, анестезиолог меня отключил.

Родные Анны Ивановой переживали, что она тронется умом. Она могла встать посреди улицы, закричать и заплакать.

— После операции, лежа в больнице, я чувствовала такую боль, что не могла встать. Я понимала, что счастья материнства у меня не будет. Я не покатаю ребенка в коляске, не покормлю его грудью, не увижу первые шаги, первые улыбки, он не назовет меня мамой.

25 февраля в течение всего дня Анна чувствовала себя очень плохо, ночью почти не спала. Как вспоминает девушка, у нее горело все тело. Она никогда не испытывала подобного. Позже убитая горем мать узнала, что в тот день проводили вскрытие тела ее ребенка.

— Я написала ребенку прощальное письмо, — вспоминает Анна со слезами на глазах. — Это очень длинный текст, в котором я говорю, как сильно его люблю, прошу прощения, говорю, что он навсегда останется моим ребенком. После выписки я пошла к своей маме. Я у нее какое-то время жила, потому что супруг был в командировке. Меня не отпускали одну к себе в квартиру, боясь оставлять без присмотра.

Выписавшись из больницы, первым делом Анна позвонила в патологоанатомическое отделение. Там сказали, что результаты вскрытия будут готовы лишь к концу марта. Спросили, будет ли она забирать тело. Анна ответила, не размышляя ни секунды: «Конечно, буду!»

— Если бы я прервала беременность по медицинским показаниям на 22-й неделе, мне бы выдали свидетельство о рождении и о смерти. Я могла бы претендовать на социальные выплаты, положенные на третьего ребенка. По закону плод становится «человеком» именно на этом сроке. До этого он «биологический материал». Но в том состоянии деньги вообще меня не интересовали, я даже не думала о них. Я узнала, что мне отдадут моего ребенка! А раз отдадут тело, значит, мы с мужем сможем его захоронить по-человечески. Если бы я его не забрала, он пошел бы в утиль, в компостную яму или куда-то еще, я не знаю. Они его называют: «Биологический отход класса Б». А сейчас я узнала, что смогу похоронить ребенка, и у меня будет место, куда прийти, поплакать, принести игрушки, цветы, а захочу — остаться ночевать на этой могиле.

— Я спросила: «Что нужно, чтобы забрать ребенка?» Мне сказали: «Только паспорт». И добавили: «Ну, некоторые приносят коробку, например из-под обуви». Грубо говоря, мне предложили прийти с коробкой из-под обуви. Нам сказали, что вместе с телом нам выдадут какую-то справку № 4. В интернете написано было, что это справка о составе семьи. В итоге так и не поняли, что это такое. Просто успокоились, что будет вообще хоть какой-то документ.

С этого момента члены семьи начали объезжать все кладбища и ритуальные службы с четким пониманием того, что у них будут протокол вскрытия, справка и тело.

— Чисто случайно мы увидели вывеску «Ритуальные услуги». Там работал какой-то Сергей. Он сказал: «Я на детских смертях денег не делаю, поэтому помогу вам бесплатно. Но о самих похоронах вам нужно договариваться с «Памятью». В этом тоже помогу». Он бесплатно предложил нам гроб, венки, кресты, одежду для малыша. В этот же день мы поехали в администрацию Краснооктябрьского кладбища. Мы рассказали им всю нашу историю. На это нам ответили: «Все вопросы через «Память». Мы давно тут не главные. Кладбище уже давно последнее звено». Швырнули нам бумажку, на которой были написаны телефон «Памяти» и адрес. Насмотревшись в интернете информации, никогда в жизни не сталкиваясь с ней, мы, честно говоря, присели. Мы понимали, в какую сумму нам обойдутся похороны, и начали искать возможности, пути, как похоронить малыша.

В офисе «Памяти» их проводили в кабинет.

— Мы рассказали всю нашу историю, сообщили, что хотим покупать шкатулку, потому что гроб, который нам бесплатно предложили, он метровый просто, а ребенок совсем маленький, что хотим подхоронить его к бабушке, которая покоится на Краснооктябрьском кладбище, — говорит Анна Иванова. — Нам сказали, что нужно доказать родственную связь. Мы доказали. Нам даже предложил нам место на Старозареченском кладбище. Я согласилась, конечно. В результате нам «Память» насчитала полный набор услуг (с подготовкой, перевозкой, захоронением самим, в общем, от и до) знаете, на сколько? Пять тысяч рублей. С отдельным местом. Я не поверила сначала, что за такие деньги у моего ребенка будет отдельная могила и спокойно смогу туда приходить.

Женщину спросили, есть ли свидетельство о смерти, на что члены семьи рассказали про «справку № 4». Мужчина сообщил, что по этой справке можно хоронить, после чего Ивановы, наконец, успокоились. Они поняли, что смогут похоронить своего, пусть и нерожденного, но всё же ребенка.

— С этого момента мы начали готовиться к похоронам, продумывать всё. Я заказала шкатулку для ребенка, начала искать оградки, думать о том, какие будут пеленочки и так далее. Пошли к батюшке, спросили, можно ли отпеть ребенка. Он сказал, что ребенок некрещеный, поэтому нельзя. Церковь так не делает.

Настоящим ударом для семьи стала новость из патанатомии. В понедельник, 15 марта, медики позвонили Анне и сказали, что никаких документов к телу им не дадут. Осознав, что у них нет ни свидетельства о смерти, ни той самой «справки № 4», Ивановы поняли, что не смогут официально похоронить ребенка. В интернете они прочитали, что, если у них есть свой участок на кладбище, они имеют право провести погребение самостоятельно. Упокоить тело нерожденного ребенка решили на Краснооктябрьском кладбище, где похоронена прабабушка Анны со своей трехмесячной дочерью.

— 16 марта мы поехали на кладбище, чтобы привести в порядок прабабушкину могилу, предварительно купив «серебрянку» для оградки, кисточки и щетку. На кладбище мы зашли в административное здание, попросили инструменты — лопату, грабли и тяпку. Нам всё дали. Супруг мой всё это дело вытащил, и подъехали к могиле. Нас все видели, ни от кого мы не скрывались. Начали убирать могилу. Муж полол, собирал мусор, я чистила щеткой оградку и красила ее. Нас от входа в администрацию кладбища было прекрасно видно.

На следующий день, 17 марта, Ивановы поехали в патологоанатомическое отделение за ребенком. Там их попросили написать заявление и дать что-то для транспортировки тела.

— В патанатомии нам дали какое-то заявление заполнить и сказали: «Давайте, что привезли с собой». Мы подготовили для ребенка шкатулку. Моя мама сшила матрасик, подушку, одеяло и пеленку. На коробке был мишка нарисован, как бы со швами от ниток. Так же, как мой ребенок, тело которого вскрывали. Всё это я отдала женщине в патанатомии и попросила ее завернуть ребенка в пеленку, положить на подушку и укрыть одеялом. Она ушла, всё сделала и вернулась. Сказала, что бирку положила в коробочку.

— Когда мы начали хоронить, крик стоял на кладбище невозможный, — вспоминает мама Анны. — Дочь орала истошно. Другие люди, которые тоже там были, оборачивались на нас. А еще снег идет, дождь, я уже дочери говорю: «Доча, успокойся, давай сделаем, что решили». Она мне говорит: «Мама, это же всё неофициально, поехали отсюда, вон люди смотрят». Я говорю: «Доча, не переживай, мы ничего противозаконного не делаем». Мы спокойно опустили шкатулку на ленточках, закопали. Нам земли не хватило присыпать, лопата сломалась, мы руками засыпали эту яму. Я говорю дочке: «Давай в воскресенье уже приедем, когда погода хорошая будет, всё подсохнет, поставим кресты и приведем всё в порядок окончательно».

Положив десять гвоздик на могилу, Ивановы поехали домой, отложив дела на кладбище до благоприятных погодных условий, и в девять часов вечера легли спать.

— Я впервые за месяц мучений выспалась, — рассказывает Анна. — Мне не снились кошмары, не было панических атак. Я знала, что всё хорошо, и наконец-то успокоилась, что мой ребенок не лежит в банке с формалином, не в компостной яме, а лежит у своей прабабушки.

Утром Ивановы проснулись, и начался обычный день. Казалось, что все проблемы позади. Муж Анны отвез детей в садик, помыл автомобиль на мойке и вернулся домой. В обед кто-то позвонил в дверь. В глазок девушка увидела несколько людей с удостоверениями правоохранительных органов, которые попросили главу семейства выйти на площадку подъезда. Анну попросили подождать в квартире и не участвовать в разговоре.

— В подъезде стояли двое мужиков в штатском и девушка в форме, — рассказал супруг Анны Ивановой. — Они говорят: «Сейчас у нас расследуется дело о мародерстве на Краснооктябрьском кладбище. Там валяются памятники. Вы были там?» Я говорю: «Ну да, приходили с женой, убирались, наводили порядок». Показали мне карту кладбища и сказали показать, где это было. Я показал. Они показали фотографию могилы и спросили: «А почему вы игрушку повесили?» Я рассказал, что там малышка с прабабушкой захоронена. Следователь всё это записала, составила протокол. Я его прочитал, подписал. Потом она ушла. Я тяну мужикам руку, чтобы пожать и попрощаться. А они меня от двери отвели и говорят: «Подожди. Давай без протокола. А что за коробка там? Ты же с какой-то коробкой шел по кладбищу». Меня это озадачило. Откуда они про коробку узнали? Во-первых, ее несла жена. Она была в расстегнутом пуховике, он закрывал коробку. Во-вторых, мы там были втроем с мамой. А они мне говорят: «Тебя видели с коробкой. Мы думаем, что ты либо «закладку» туда заложил, груз большой, либо там труп расчлененный ты закопал». Тут я им всё рассказал, в общем. Про ребенка, про жену. Они сказали: «Жену не расстраивай, не рассказывай ей ничего, скажи, что мы приходили по поводу мародерства на кладбище. Пусть не переживает, вашу могилу никто без вас вскрывать не будет. Если найдешь какие-то документы, подтверждающие, что ребенок ваш и всё такое — приноси».

После этого мужчины пожали руки и разошлись. Супруг Анны — домой, а сотрудники правоохранительных органов — на улицу. Однако спустя непродолжительное время стражи порядка вновь постучались в квартиру семейства.

— Они дернули зятя на улицу и написали второй протокол с его слов, — вспоминает мама Анны Ивановой. — Про больницу, про патанатомию, про похороны. Он скинул им фотографии коробочки, бирки, всего вообще, документы. Потом они уехали. Получается, только в 14 часов полиция от нас получила информацию, что вообще была коробка. А за несколько часов до этого появились новости, что обнаружено тело недоношенного ребенка на заброшенной могиле. Какой недоношенный ребенок? Какая заброшенная могила? Там цветы, крашеная лавка, игрушка! В каком месте она заброшена?

Вернувшись домой, глава семейства всё рассказал супруге. Ивановы поняли, что кто-то вскрывал могилу. Другого объяснения ошарашенные родители не нашли.

— Я готова была всех поубивать, — рассказала убитая горем мать. — Мы сразу рванули на кладбище. Выйдя из машины, мы бегом кинулись к могиле, и уже издалека я видела вырванную оградку. Подойдя к участку, мы увидели, что могила была вскопана. На оградке облупилась краска, она была смещена. Когда мы закапывали, нам земли не хватило — а там уже присыпано было доверху, огромный холм. Тогда я поняла, что моего ребенка выкапывали. Эксгумация была проведена без моего согласия.

Мама Анны призналась, что ей теперь очень стыдно перед сотрудниками кладбища. Осознав, что могила была вскрыта, она накинулась на них.

— У меня муж кинулся за мамой. Я кричу ему: «Только никого не бей! Я тебя прошу!» Вы посмотрите на него — в нем 130 килограммов, два метра роста, он если ударит, может убить. В администрацию кладбища я ворвалась со словами: «Мы вас всех попересажаем за незаконную эксгумацию, за незаконное проникновение в могилу. Она наша, не бесхозная. Нас полиция нашла быстро, почему нельзя было сначала вызвать и опросить?» Они говорят: «Это не мы. Разбирайтесь с полицией». Мы вызвали полицию, я написала заявление, описала в нем всю историю с самого начала.

Ивановы тут же написали жалобы в районную и областную прокуратуру, а также обратились в Управление собственной безопасности ГУ МВД России по Волгоградской области. Анна ищет всех, у кого есть фото, видео проведения эксгумации, а также тех, кто стал свидетелем вскрытия могилы, даже на анонимных условиях.

— Вот как мне теперь убедиться, что мой ребенок всё еще в могиле? А вдруг его кто-то забрал? Где он? — рассказала убитая горем мать. — Кто мне докажет, что его после эксгумации обратно вернули, а не выкинули в помойку? Безбожники. Троих людей, похороненных там, потревожили, раскопали. За что мне это?

С того дня Анна Иванова снова не спит. А в редкие моменты, когда удается подремать, ей снится ее ребенок. Врачи прописали ей дополнительные препараты для решения проблем с отдыхом и общим самочувствием, а также облегчения боли в спине — у девушки вновь обострились хронические заболевания.

— У полиции всё есть — камеры, номера наших машин, — утверждает Анна Иванова. — Почему не приехали сначала и не узнали всё? Мы не скрывались, мы всё готовы были рассказать. Мы не нарушили закон, мы ребенка своего захоронили. Ну если у нас нет документов, нам не выдало их государство, что же теперь, не хоронить его? Меня оболгали, осквернили могилу моего ребенка. Я буду добиваться правды, я посажу всех, кто выкопал его незаконно.

Ситуацию, с которой столкнулась Анна, прокомментировали в комитете здравоохранения Волгоградской области.

— «Медицинское свидетельство о перинатальной смерти» не должно оформляться, так как ребенок не отвечает критериям ни мертворожденного, ни живорожденного, — ответили в облздраве. — Соответственно, попадает в категорию «плод» — в этом случае не оформляется ни свидетельство о рождении, ни свидетельство о смерти, они не подлежат регистрации в органах ЗАГС. Согласно приказу МЗ РФ от 06.06.2013 № 354Н «О порядке проведения патолого-анатомических вскрытий», специалистами патологоанатомического бюро по результатам исследований оформлен протокол. Его копия может быть предоставлена родственникам на основании письменного заявления, однако с таким заявлением родственники не обращались. Оформление каких-либо иных документов нормативными актами не предусмотрено и патологоанатомическим бюро не осуществляется.

В Следственном комитете сообщили о непричастности к событиям.

— Этим делом занимается полиция, поэтому за комментарием советуем обратиться в пресс-службу ГУ МВД России по Волгоградской области, — сообщили в пресс-службе СУ СК РФ по Волгоградской области.

В полиции уверяют, что коробка с телом была извлечена и вновь засыпана землей, а материалы для проверки направлены в Следственный комитет.

— 17 марта в ОП №2 У МВД России по гор. Волгограду от представителя специализированной организации поступило сообщение о том, что в ходе обхода территории Краснооктябрьского кладбища по улице Менделеева, 220 была обнаружена могила с визуально свежим захоронением, — сообщили в ГУ МВД по Волгоградской области, — В заявлении было указано, что обращений в администрацию кладбища о захоронении на данном участке не поступало, сведениями о собственнике места захоронения они не располагают. Сообщение в полицию было зарегистрировано в установленном порядке, организована проверка. Информация была подтверждена в ходе выезда сотрудников полиции на место. 18 марта был осуществлен повторный выезд сотрудников полиции на кладбище, где в присутствии следователей СО Краснооктябрьского района СУ СК России по Волгоградской области, работниками специализированной организации осуществлено поднятие верхнего слоя земли на месте захоронения и обнаружена коробка, содержимое которой присутствующим судебно-медицинским экспертом было идентифицировано как биологический материал, имеющий следы медицинского вскрытия.Ввиду того, что достоверно было установлено, что ранее производилось медицинское вмешательство в данный объект, следователем СО Краснооктябрьского района СУ СК России по Волгоградской было принято решение о нецелесообразности проведения какого-либо дополнительного осмотра. После чего сотрудники специализированной организации засыпали землей данную коробку.В ходе дальнейших проверочных мероприятий установлена семья из Краснооктябрьского района, осуществившая захоронение, опрошен супруг женщины. Собранные материалы 23 марта направлены в СО Краснооктябрьского района Волгограда СУ СК России по Волгоградской области для проведения дальнейшей проверки.

А в паспорте у Анны до сих пор лежит снимок УЗИ — единственное изображение ее нерожденного ребенка и всё, что осталось от малыша.