Варфоломеевская ночь для товарища Варфоломеева: в Заволжье коммунисты устроили заговор против коммунистов

Грязные выборы. Таковыми они были не только в наш скорбный век. Околовыборными скандалами грешили в Волгоградской области и на заре Советской власти. Историк и журналист Вячеслав Ященко обнаружил в Государственном архиве Волгоградской области рассекреченное уголовное дело, заведенное чекистами Царёвского уезда в отношении коммунистов ставшего городом Ленинском села Пришиб. Осенью 1918 года фигуранты дела пытались фальсифицировать результаты выборов военкома и членов сельского совета. Их попытка не увенчалась успехом, и они затеяли переворот, едва не закончившийся массовой резнёй.

Варфоломеевская ночь для товарища Варфоломеева

Напомним, во время описываемых событий Царёв не был, как сейчас, заштатным вымирающим селом. Напротив, это был уездный военный и административный центр, в котором во время второй осады Царицына казачьими войсками атамана Краснова базировались тылы X-й Красной армии.

16 ноября 1918 года у 36-летнего кучера военного комиссариата села Пришиб Ильи Наумова вечер не задался. С утра его отправили в Царев «отвезти важных пассажиров». Вернулся он в село в восьмом часу вечера, но отдохнуть не удалось — председатель исполкома Иван Силаев потребовал вновь собираться в Царев.

В уездный центр из Пришиба отправилась целая колонна. В экипаж Наумова уселся сам Силаев, член комитета бедноты Мартемьянов и двое неизвестных царевских граждан «в пальто». За повозкой Наумова в сопровождении двух вооруженных кавалеристов следовал экипаж кучера Дружинина с начальником сельской боевой дружины Петром Вологиным и неизвестным мужчиной. А на выезде из Пришиба группу нагнал конный отряд товарища Букатина в полном кавалерийском вооружении и тачанкой с пулеметом «Максима».

Через 20 километров, уже на окраинах Царева, колонну остановил гарнизонный патруль. Две повозки в сопровождении конвоя пропусти в город. Конный же отряд Букатина с тачанкой был задержан: патруль требовал разрешения уездного военкома, которого у кавалеристов не было. Старший патруля спросил о цели столь позднего визита. Председатель исполкома, ответил: «Едем арестовывать Симонова, Коростелева и Варфоломеева». Силаев назвал имена уездных начальников, лиц явно неприкосновенных — военкома, предисполкома и чрезкома. Причем, в портфеле у него с собой был мандат с печатью волостного исполкома и утверждением уездного съезда советов об аресте видных коммунистических деятелей Царева. Две повозки, сопровождаемые конвоем, вошли во мрак улиц и исчезли за поворотом. В темноте прозвучала лишь шутка: «Устроим Варфоломееву Варфоломеевскую ночь».

Что произошло в эту ночь в Цареве осталось неизвестным — в материалах дела ответов нет. Но уже вечером следующего дня, 17 ноября 1918 года, появилась информация о задержаниях самих заговорщиков: председатель исполкома Иван Силаев, начальник сельской боевой дружины Петр Вологин и член комитета сельской бедноты Мартемьянов были арестованы и допрашивались председателем Пришибинского отдела ЧК Михаилом Сидоренко.

Свою вину в попытке незаконного ареста уездных чиновников они не отрицали. Серьезность ситуации подтверждалась и чрезвычайным заседанием уездного комитета партии, которое проходило во время допроса заговорщиков. Председатель комитета товарищ Окрент безапелляционно заявил с трибуны, что «это дело будет расследовано до конца и все виновные понесут достойную кару». Суть Пришибинского инцидента и для чекистов была предельно ясна — они охарактеризовали его как «непростительное преступление», «заговор против советской власти», «стремление к захвату власти» и как «несомненную контрреволюцию».

События, предшествующие инциденту, описал 25-летний военный комиссар села Пришиб Иван Чистяков. Он рассказал следователю ЧК, что конфликт с «шестеркой» местных коммунистов зародился в июне 1918 года во время выборов сельского военкома. В голосовании участвовали члены поселковой ячейки РКПб — Российской коммунистической партии большевиков. На этот пост претендовали два кандидата — Иван Чистяков и член уездного чрезкома (чрезвычайного комиссариата) Пётр Вологин. Выбрали молодого — Ивана Чистякова. Проигравшему предложили менее престижное назначение — он возглавил отряд местной боевой дружины, но не скрывал, что хочет занять эту должность.

— Когда партия уже вышла из терпения, то на общем собрании заявила ему (Вологину) прямо так: «Товарищ Вологин, мы выбрали не тебя, а товарища Чистякова», — вспоминал на допросе военком.

Так, в исполнительной власти Пришиба возник раскол. Совет выступил в защиту товарища Вологина. Партячейка же в ответ провела его перевыборы и реорганизацию, «потому что там, в Совете, сидели все буржуи и кулаки». Судя по всему, Чистяков был ставленником уездных властей, так как Вологин, предисполкома Силаев и бывшие руководители совета обратили свое пристальное внимание на представителей уездных чиновников: Симонова, Коростелева и Варфоломеева. Эти товарищи якобы «мешали работать», поэтому возникла необходимость «из Царева их убрать от власти».

Поначалу разговоры велись частным характером, но к концу лета 1918 года шестерка заговорщиков вознамерилась апеллировать непосредственно в Чрезвычайный штаб обороны.

«Но мы не допустили этого», — заявил Чистяков следователю. Правда, каким образом заговорщикам не дали обратиться в высокие инстанции, пришибинский военком не пояснял. Судя по документам уголовного дела, Чистяков все же уступил должность военкома представителю старой гвардии коммунистов Буланову. Видимо, уездные власти в стремлении замять конфликт пошли на некоторые уступки оппозиции. Но это не помогло. В сентябре Вологин и компания предприняли первую попытку устроить разборки в Цареве.

«Вологин зашел ко мне и попросил пару лошадей в Царев в ночь. На мой вопрос «зачем», ответил: «Хотим устроить Варфоломеевскую ночь». Спросил, кому? «Симонову и Коростелеву». Как? «Отвезем их, и пусть ищут». Сказал ему, что лошадей не дам», — вспоминал Чистяков свои препирательства с конкурентом.

12 ноября под покровом ночи состоялось «гнусное ночное заседание» шести заговорщиков. Они собрали в народном доме всех коммунистов и «под угрозой Царицынского фронта», то есть, вооруженной силой Х армии заставили их голосовать о полном самороспуске Пришибинской партийной ячейки. «Партию как таковую распустить и боевую дружину разоружить», — значилось в решении собрания. Утром Петр Буланов отдал военный приказ дружине к полудню сдать оружие. На слабые протесты рядовых коммунистов матерые партийцы давали издевательские пояснения, называя волостную парторганизацию «базаром и толпой». В тот же день в Пришиб заехали уездные бонзы Варфоломеев и Сидоренко, сопровождал их волостной военком Иван Чистяков. Прибывшую власть тут же обступили распущенные коммунисты.

— Со слезами на глазах упрашивали нас. Мы ответили: никто партию распускать и обезоруживать не может, только сама партия это может сделать, — вспоминал позже у следователя чрезком Варфоломеев.

К уездным чиновникам подошел председатель исполкома Иван Силаев и уведомил их о роспуске партячейки, вновь обозвав ее «базаром» и заявил, что запрещает проводить собрания.

— Не мешайте нам обезоруживать дружину, — прикрикнул Силаев, недвусмысленно намекая на поддержку отряда Красной армии. Уездные гости отправились в телеграфную контору для вызова из Царева подкрепления. Но на почте служащие отказались допустить их к аппарату, сославшись на запрет волостного председателя исполкома. После недолгих препирательств и угроз Варфоломееву все же удалось вызвать подмогу из Царева.

В два часа дня в Пришибе «при полном кворуме» и под присмотром уездных товарищей началось заседание местного комитета партии. Была избрана комиссия, которая провела беспощадную чистку партийных рядов: из 600 коммунистов с партбилетами остались лишь 164 человека. Ивану Силаеву и другим заговорщикам были заданы прямые вопросы: зачем распустили партячейку и разоружили боевую дружину? В протоколе указано, что получены от них лишь «непонятные ответы». В результате все шестеро смутьянов лишились своих постов. Все решения волостного комитета были отменены: партячейка была восстановлена, боевая дружина вновь оказалась на боевом посту. Кровавое столкновение боевой дружины с частями Красной армии было предотвращено. «Партия отблагодарила от души» уездное начальство. Конфликт, казалось бы, был исчерпан. Но заговорщики сдаваться не собирались.

После «чистки» и реорганизации партячейки крамольники стали собираться на квартирах, вырабатывая новый план действий. Решили использовать волостной комитет бедноты. Созвали внеочередное собрание комбеда. Бывший предисполкома Иван Силаев стал разжигать страсти. Он раскрыл тайну, которую сам скрывал будучи в должности — в исполкоме хранятся 96 тысяч рублей, которые уездные власти хотят забрать себе.

— Требуйте, чтобы их не сплавили в Царев, в отдел соцобеспечения. Эти деньги всецело принадлежат бедноте, а не совету, потому что вы хозяева советской власти и вам нужно всех выгнать из местного совета, — настаивал он.

Один из заговорщиков достал из портфеля заранее заготовленный список 25 кандидатов в члены совета и предложил голосовать сразу всем списком.

— А кто будет говорить против оглашенного списка, отправиться в Царицынскую баржу! — прозвучала угроза.

Беднота притихла и закрыла лица ладонями. Протестовали только двое коммунистов — Воронин и Паршев. Смирнов подошел к каждому из них и повторил угрозу отправки на баржу. Ужасные истории об узниках чека, содержавшихся на баржах, стоявших на якорях на середине Волги, были у всех на слуху. Мужчины не выдержали и толпой ринулись к выходу. Остались одни женщины. Заговорщики растеряно пожали плечами и спрятали в портфель ненужный список. Собрание оказалось провалено.

В тот же день последовала реакция партячейки. В волостном комитете партии было решено арестовать заговорщиков «за контрреволюцию». Исполнителем был назначен вновь назначенный на должность военкома Иван Чистяков. 24 ноября семерых лидеров обвинили в заговоре против советской власти и ее узурпации. Партячейка на собрании вновь проявила гуманность: признала законным аресты, но упросила чекистов не арестовывать старейших пришибинских борцов за революцию — Вологина и Буланова. Их взяли на поруки и поместили в категорию «сочувствующих». Остальных отправили в уездную чека, откуда довольно скоро всех выпустили «на поруки».

Сохранился доклад чекиста, руководившего арестом члена комитета бедноты Владимира Мартемьянова. В пять часов утра 25 ноября чекисты подошли к его дому. Долго стучались в дверь. Спустя 10 минут из-за двери послышался вопрос Мартемьянова: «кто?» На предложение чекистов сдаться, коммунист ответил категорическим отказом. Его ответ был «в сильно повышенном тоне», — вспоминал чекист. Уговоры не помогли. Дверь не отворилась. Через задний двор Мартемьянов перебежал в квартиру соседа — председателя комбеда Дмитрия Смирнова. Чекисты направились туда, но встретили решительный отпор хозяина: он заявил, что не допустит ни обыска, ни ареста товарища.

«[Смирнов] сказал, что мы разрушаем работу и что лица, предназначенные к аресту — самые честные коммунисты, а партия [партячейка], которая в Пришибе — это «мошенники» и «грабители» и что мы всех грабим», — докладывал уездному начальству руководитель группы.

Чекисты продолжили настойчиво уговаривать Смирнова сдать Мартемьянова, но у того началась истерика. Председатель комбеда затопал ногами и громко возопил: «Вон, мерзавцы, из моего дома!» Затем последовали угрозы убийством. Смирнов кричал, что призовет войска Х Красной армии на помощь и те, кто пришел арестовывать честных коммунистов сегодня, завтра непременно сами окажутся за решеткой. В адрес уездных властей Смирнов посылал проклятья, называл их «прохвостами», уездный комитет партии обзывал «грязнейшими словами». Чекисты устали с ним препираться, предупредили Смирнова о последствиях и ушли.

Аресты не испугали пришибинских смутьянов. Буквально на следующий день после их временного освобождения — 26 ноября — Буланов рано утром вновь собрал друзей на своей квартире: присутствовали Силаев, Вологин, Хренов, Мартемьянов, Трясущев, Дружинин и Дмитрий Соловьев. Была вызвана из исполкома секретарь-машинистка, 21-летняя девица Матильда Чертокова. Девушка пришла с пишущей машинкой и под диктовку напечатала некий текст. О тайном собрании узнали чекисты. Зачинщиков вновь вызвали на допрос, результат которого оказался ничтожен. Показания допрошенных разнились, память подводила.

— Переврались, — констатировал следователь чека.

Но ему удалось все же вырвать у Петра Буланова признание: заговорщики готовили обращение-жалобу в газету Х Красной армии «Солдат революции» — «на тему нашего ареста». Далее в материалах дела вновь следует пробел. Как складывались события после последнего тайного собрания крамольников — неизвестно. Отголоски пришибинского инцидента мы находим в одном из февральских номеров газеты «Солдат революции» 1919 года. Репортер с болью в сердце констатирует очевидный факт: «Октябрьская революция не коснулась глубоко Царевского уезда. Чувствуется, что в уезде живут еще как бы до переворота [до Октябрьской революции]. Партийная жизнь и работа почти отсутствуют». Корреспондент сообщает, что в уезде чувствуется недостаток организационных и агитаторских сил, что есть политически невоспитанные партийцы, которые «своими действиями незаметно для себя порывают авторитет коммунистической партии». Досталось в заметке и уездным исполкомам и советским учреждениям. Их работа признана печатным органом Х армии «искаженной и извращенной».

— Выяснилось, что два члена Царевского Чрезкома Желтухин и Кондрошенко — контрреволюционеры и преступники. Благодаря им, контрреволюционеры разгуливали на свободе, а старые коммунисты арестовывалась — не о пришибинском ли конфликте идет речь в этом фрагменте? В заметке говориться, что вторая уездная конференция коммунистов постановила арестовать весь состав уездного чека и выразить недоверие нескольким членам уездного исполкома. И, как итог, корреспондент сообщает о том, что власть в Царевском уезде переходит Военному революционному комитету, то есть военным, вплоть до уездного съезда советов, который был назначен на 15 февраля.

Далее в нашей истории вновь наступает информационный вакуум — в июле 1919 года в Заволжье вступают 3-я кавалерийская дивизия генерала Мамонова, и фигуранты уголовного дела выпадают из поля зрения революционного полевого трибунала Х армии. Только 3 сентября 1919 года военный следователь вернулся к рассмотрению дела пришибинских мятежников. В списке их было уже восемь человек: Силаев, Смирнов, Буланов, Мартемьянов, Трясущев, Дружинин, Крылов и Бурлаков.

— Принимая во внимание, что обвиняемые находятся в пределах занимаемых ныне неприятельскими войсками, полагал бы настоящее дело приостановить и сообщить особому отделу штаба Х армии об установлении наблюдения за появлением означенных лиц в пределах Советской республики и об их приводе, — заключил следователь. Такое же постановление он вынес и в ноябре 1919 года. Впрочем, сразу же после занятия Заволжья и Царицына частями Красной армии — 5 марта 1920 года — все обвиняемые и разыскиваемые чекистами пришибинские смутьяны были амнистированы. Об их дальнейшей судьбе в материалах уголовного дела никакой информации нет.